В чем не сомневался Рене Декарт

В чем не сомневался Рене Декарт

Гололоб Г.А.

Выдающийся французский философ Рене Декарт (1596-1650) признан в истории философской мысли родоначальником всей современной философии. Декарт известен, прежде всего, тем, что предложил уникальную систему убеждений, представляющую собой симбиоз между идеализмом и материализмом: сферу мышления он отнес к миру идей, а область действий – к миру материи. Поскольку в советское время этого философа недолюбливали, исследований его творчества на русском языке было весьма мало, да и то, что было издано о материалистической стороне его философии (см. книги Б.Э. Быховского, В.Ф. Асмуса, Я.А. Ляткера и Ю.А. Храмова), скоро стало библиографической редкостью. Из идейно-религиозных его трудов в 1950 году были изданы только три второстепенных его труда: «Рассуждение о методе», «Метафизические рассуждения» и «Начало философии». Неудивительно, что наиболее важные его произведения попали в серию «Научное наследие» только в 1989 году. Ниже мы попытаемся ответить на следующий вопрос: «Как же этот основатель научного (а, по мнению некоторых философов, и материалистического) мировоззрения оказался верующим в Бога?»

Уникальное исключение из сомнительного знания

Наибольший интерес к философскому творчеству Декарта связан с предложенным им методом научного познания, в основу которого был положен принцип сомнения во всем. В отличие от данного людям в их опыте, Декарт считал аб­со­лют­но достоверной истиной лишь само мышление: «Мыс­лю, сле­до­ва­тель­но, су­ще­ст­вую» (co­gito ergo sum). Этот ар­гу­мент пред­по­ла­га­ет вос­хо­дя­щее к пла­то­низ­му убе­ж­де­ние в он­то­ло­гическом пре­вос­ходстве умо­по­сти­гае­мо­го над чув­ст­вен­ным и исповедуемое хри­сти­ан­ст­вом соз­на­ние цен­но­сти отдельной лич­но­сти. Но мир идей Платона был весьма далек от реального мира, а у Декарта оказался отождествлен с вполне реальным мышлением человека. Приписывая материальным вещам определенную (сугубо механическую) способность к движению, Декарт упрямо не хотел приписывать материи свойство мышления, не говоря уже о совести.

Описывая столь странную с точки зрения материалистической науки философию Декарта, маститый марксистский философ  Валентин Асмус писал: «Но даже в той части своего мировоззрения, в которой еще сохранились нетронутые критикой пережитки веры, Декарт был гораздо свободнее большинства своих ученых современников. Его взгляды на догматы веры уже резко отличаются от взглядов средневековых богословов… Исключение он делает только для догмата о существовании Бога» (Асмус В.Ф. Декарт. М.: Политиздат, 1956, с. 36). Удивляет тот факт, каким образом и почему в системе взглядов Декарта нашлось место этому (столь досадному для Асмуса и его советских коллег) исключению.

Тот же автор с явной досадой отмечает выше: «Автор учения о естественном развитии солнечной системы, Декарт не только сохраняет веру в Бога, но и полагает, будто развивающаяся самостоятельно материя была все же некогда сотворена Богом. Рассматривая организмы животных как очень сложные тела и машины, движимые и управляемые естественными законами, Декарт в то же время допускает, будто в человеке с механизмом тела соединяется во всем отличная по своей природе от тела непротяженная душа» (там же, с. 16). Почему же Декарт решил лишь разграничить духовный и материальный миры, а не полностью отказаться от одного в пользу другого?

Сформулируем свой вопрос иначе. Если вся заслуга Декарта в области развития естествознания опиралась на принцип его дедуктивного метода исследования, тогда почему материалисты не соглашаются с этим принципом в конечном его применении. Действительно, весьма странным выглядит сам факт порицания Асмусом стремления Декарта доводить взятое им на вооружение обобщение до его крайнего предела, т.е. до Бога. Фактически, материалисты останавливаются на полпути, когда усматривают в основе всех вещей исключительно опытное знание, которое сам Декарт объявляет недостоверным.

Неудивительно, что вся книга Асмуса о философии Декарта переполнена оправданиями, будто этот безусловно гениальный ученый был просто вынужден пойти на уступки своему времени и потому предпочитал умалчивать о своих подлинных взглядах, боясь инквизиции. Однако данное объяснение не выдерживает критики, поскольку Декарт писал свои «подлинные» труды лишь «в стол», но именно в них, застрахованных от всех реальных опасностей, он оставил в полной сохранности идею сотворения мира Богом. Это говорит о сознательной вере Декарта в Бога, а не вынужденной обстоятельствами его действительно полной различных опасностей жизни. В любом случае, он был в праве просто умолчать о своей вере в Бога, а не пытаться согласовать ее с остальной частью своих убеждений.

Скажем больше, вера в Бога весьма плохо вписывается в его «научное» мировоззрение. И все же этот сомневающийся во всем философ вдруг допускает в своей методологии единственное исключению – веру в существование Бога. Как это стало возможным? Дело в том, что достоверность научного зна­ния га­ран­ти­ро­ва­на у Декарта су­ще­ст­во­ва­ни­ем Бо­га, Вло­жив­ше­го в че­ло­ве­ка ес­тественный свет ра­зу­ма. Бо­г вы­сту­пает у Декарта в качестве Ис­точ­ника объ­ек­тив­ной зна­чи­мо­сти че­ло­ве­че­ско­го мыш­ле­ния, что позволяет обнаружить среди всех «смут­ных идей» че­ло­ве­че­ской субъ­ек­тив­но­сти истинные идеи, идущие от Бо­га. Вот эти идеи Декарт и считал врожденными (правда, они могли быть получены человеком также и интуитивным путем). Объяснить их происхождение сугубо механическим путем было невозможно, поэтому по отношению к ним он и не предпринимал этих бесплодных попыток исследования.

Так или иначе, но Декарт всегда стремился обосновать свою физику на метафизике, или, как он говорил на «первой философии». Поскольку, по его мнению, опыт не подходил для роли достоверного средства определения истины, Декарт доверял только такой бесспорно авторитетной науке, как математика, но он прекрасно осознавал, что такая точная дисциплина не могла возникнуть сама собою, а значит нуждалась в собственном Творце. Иными словами, пассивная материя без существования законов природы неспособна не то, что к проявлению жизни или мышления, но и к элементарному движению. Кстати, об этом стоило бы не забывать не только вульгарным, но и диалектическим материалистам, чьи убеждения в этом вопросе можно признать не менее утопическими, чем убеждения их идейных противников.

Вот что писал об этом сам Декарт: «Только что принятое мною правило – считать, что вещи, которые мы воспринимаем весьма ясно и отчетливо, все истинны, — убедительно только потому, что Бог есть или существует, что Он есть Существо совершенное и что все, чем мы обладаем, происходит от Него. Отсюда следует, что наши идеи, или понятия, представляя собой нечто реальное, исходящее от Бога, поскольку они ясны и отчетливы, могут быть во всем этом только истинными» (Ренэ Декарт. Избранные произведения. М.: Политиздат., 1950, С. 287). Получается,  что в достоверности наших чувств как органа познания этого мира мы обязаны честности и моральному достоинству их Творца, т.е. Бога. Оказывается, вера в Бога лежит у основания объективности самой материалистической науки. Вот такого поворота дел никак не ожидал Асмус.

Соответственно Декарт рассматривал природу человека: несмотря на то, что его тело подчинено действию механических законов, его душа принадлежит другому миру, выходя за рамки их воздействия. «Отвергая «субстанциональные формы» как основу для объяснения явлений природы, Декарт сохраняет эти формы для души человека. В наличии у человека «субстанциональной формы» Декарт видит существенное отличие человека от животных, чьи тела – лишь сложные машины, чьи действия вполне объяснимы из одних механических причин» (там же, с. 168). Получается, Бог и человеческая душа принадлежат к духовному миру, к которому неприменимы материальные законы. И действительно, о какой свободе воли человека Декарту можно было говорить, если бы она находилась в полной власти детерминирующих природные явления сил?

Здесь Декарт подтвердил и несколько усовершенствовал учение о человеке Платона: «Как известно, Платон полагал, будто мир чувственных вещей есть порождение вечных бестелесных, только умом постигаемых причин («видов», «идей»), которые и есть «бытие», и одновременно есть порождение «небытия», под которым Платон понимал материю, тождественную с пространством, отделяющим вещи друг от друга. Вещи чувственного мира «причастии», таким образом, по Платону, и к «бытию» и к «небытию», а чувственный мир в целом — нечто «среднее» между «бытием», «идеями» и «небытием», «материей». Этому «срединному» положению чувственного мира соответствует, по Платону, «срединное» положение также и человека. В человеке есть разумная часть, причастная «бытию», и часть, причастная «небытию». От самого человека зависит, будет ли он стремиться к тому, чтобы руководителем его действий и жизни был разум, или же он позволит, чтобы жизнью его правили неразумные аффекты и вожделения. Учение это было развито много веков после Платона неоплатониками» (там же, с. 351).

О вере Декарта в Бога свидетельствует и его личный опыт. В частности, сам Декарт связывал со сверхъестественным воздействием появление наиболее его важных открытий. Так, например, в ночь на 10 ноября 1619 года он увидел три сна, говорящие об одном и том же – об универсальном значении науки математики. Сразу же по пробуждении от своих снов Декарт принимает решение совершить паломничество в Лорето – католический цент почитания Девы Марии. Ровно через год Декарт подобным же образом получил еще одно открытие, озарившее его ум в сфере оптики.

И даже его встреча с известным голландским физиком Исааком Бекманом (1588-1637) на улице Бреды с трудом объяснима простой случайностью. «Однажды, прогуливаясь по улицам Бреды, Декарт увидел объявление на голландском языке. Не зная по-голландски, он обратился к незнакомцу, читавшему тут же эту афишку, и попросил перевести её на латинский язык. Незнакомец этот был молодой голландский учёный — медик, математик и физик Бекман. Он исполнил просьбу Декарта. Оказалось, что объявление содержало условие трудной математической задачи. Переведя текст, Бекман потребовал в качестве вознаграждения за услугу, чтобы юный волонтёр решил задачу. К величайшему изумлению Бекмана, Декарт уже на следующее утро принёс своему новому знакомому полное решение. С этого дня завязавшееся не совсем обычным способом знакомство окончательно закрепилось и впоследствии перешло в дружбу» (там же, с. 43). Именно Бекман подтолкнул Декарта увидеть непосредственную связь между математикой и физикой. Благодаря этому знакомству Декарт смог обнаружить математическое выражение законов физики.   

Не католик и не протестант

Формально Декарт принадлежал к католической вере, что часто служило ему обвинением, когда в течение восьми лет он спорил с голландскими кальвинистами. В 1628 году Декарт переезжает в кальвинистскую Голландию, что дало повод его противникам считать его лояльным к протестантизму. Нам понятно, что протестанты не любили Декарта за его признание свободы воли в человеке, но чем он был опасен для католиков? Дело в том, что Декарт выступал за отделение философии от религии, хотя и не полное, поскольку признавал существование «врожденных» идей. К последним, например, можно причислить совесть человека, содержащую универсальные требования морали в отличие от сугубо субъективных, приобретенных людьми опытным путем.

Кстати, здесь будет уместно привести одно обстоятельство, связанное со смертью Декарта и обнаруженное только недавно. Немецкий специалист по Декарту Теодор Эберт пришел к выводу, что Декарта отравил мышьяком католический миссионер в Швеции, священник Жак Виог. Виог был убежден в том, что метафизика Декарта гораздо ближе к кальвинистской ереси, чем к католицизму (здесь можно вспомнить также и о том, что кальвинист Тригландий обвинял Декарта в пелагианстве), и посчитал нужным прервать жизнь ученого. Во время причастия он предложил Декарту святую воду, в которую были добавлены соединения мышьяка. После смерти было объявлено, что Декарт умер от пневмонии, разыгравшейся у него из-за непривычного климата.

Получается, что католики враждебно восприняли философию Декарта, потому что она выражала другую разновидность веры в Бога. По Декарту, Бог управлял миром не сверхъестественным, а естественным путем, что предвосхищало появление деизма. Правда, по убеждениям Декарта, Бог вовсе не отстранился от созданного Им однажды мира, а продолжал поддерживать его существование и развитие посредством задействования законов природы. «Чтобы свободно излагать свои суждения… я решился… говорить лишь о том, что произошло бы в новом мире, если бы бог создал где-либо в воображаемом пространстве достаточно вещества для его образования и взволновал бы разные части этого вещества различным образом и без порядка», а затем «ограничился бы лишь оказанием своего обычного содействия природе и предоставил бы ей действовать по законам, им установленным» (цит. по: там же, с. 101).

Одним словом, теология сотворения мира, исповедуемая Декартом, напоминало собой современную теорию «Разумного Замысла». Тем не менее, данное объяснение исключало необходимость веры в чудеса, хотя и не исключало веру в Божественное Откровение. Но католики не были готовы принять столь урезанную в своих правах веру. Очень жаль, что в борьбе за истину к настоящим врагам часто поспешно причисляются т.н. «полувраги». Неспособность пойти даже на самые безобидные уступки часто ссорила между собой даже потенциальных друзей. Например, католический богослов и ученый Марен Мерсенн (1588-1648), считал Декарта своим другом, а его коллеги – нет.

Важно понять, что Декарт не первым потребовал отделить науку или философию от теологии (см. убеждения на этот счет Сигера Брабантского, Марсилия Падуанского, Роджера Бэкона и других), но он первым подвел под это требование рациональную базу. «Уже крупный схоластик XIII века Альберт объявил недоказуемость догматов троичности, боговоплощения и воскресения. Ещё более крупный авторитет схоластики XIII века и всего католицизма, Фома Аквинский, признал столь же недоказуемыми догматы о сотворении мира во времени, о первородном грехе, о таинствах, о чистилище, о вечном наказании грешных и о вечном блаженстве праведных. Дунс Скот прибавил к числу недоказуемых догматов творение мира из ничего и бессмертие души. В XIV веке Уильям Оккам провозгласил недоказуемыми также существование Бога и единство Божественной сущности» (там же, с. 317). Но только Декарт обосновал возможность такого различения путем введения в оборот критерия о достоверности только обобщенного знания.

Некоторые исследователи отмечают параллели, существующие между учением Декарта о свободе воли человека с янсенистскими представлениями по этому вопросу. Однако это совпадение следует признать лишь внешним, поскольку Декарт в действительности говорил лишь о непринудительном влиянии на волю человека, осуществляющемся со стороны доводов разума. Поэтому Асмус в связи с этим отмечает следующее: «В 1640 г. Декарт был близок в решении проблемы свободы ко взглядам Жибьё, сформулированным в книге «О свободе». После 16.40 г., когда появился «Августин» Жансена, от Декарта не должно было укрыться то, что учение о свободе, развитое в «Августине», многим напоминает теорию свободы самого Декарта. Но в «Принципах философии» Декарт обходит полным молчанием свою близость к Жибьё и Жансену. Ко времени написания «Принципов» всякое учение, противоречившее доктрине о свободе воли, было уже под сильным подозрением. Декарту невыгодно было обращать внимание читателя на свою близость к авторам, мнения которых подвергались в то время суровой и резкой критике» (там же, с. 356). Одним словом, Декарт подчеркивал важность добровольного следования воли доводам разума, тогда как у янсенистов это следование было принудительным.

Да, воля у Декарта глупа, если не слушает доводов разума, но, в отличие от убеждений янсениствов, она не обречена быть таковою. «Чтобы быть свободным, мне не необходимо быть безразличным при выборе одной из двух противоположностей. Скорее обратное: чем больше я склонен к одной — потому ли, что ясно понимаю, что в ней содержатся добро и истина, или потому, что бог располагает так содержание моих мыслей,— тем свободнее я её выбираю» (цит. по: Асмус В.Ф. Декарт, с. 194). Действительно, произвольный выбор является выбором не только несовершенным, но и недостойным разумного существа. Поэтому если у Декарта и есть параллели с «осознанной необходимостью»  Б. Спинозы, то лишь внешние. Согласие воли с требованиями разума у него происходит добровольным образом, а не так, как у стоиков: «покорных судьбы ведут, а непокорных тащат». Какого же либо добровольного согласия с принуждением достигнуть невозможно, но по-настоящему свободным можно назвать лишь целеустремленный или сознательный выбор.

О Божьем промысле Декарт учил следующему: «Перехожу к вопросу, который Ваше высочество задали относительно свободной воли, зависимость и свободу которой я попытаюсь объяснить путем сравнения. Если какой-то король, запретивший дуэли, с высокой степенью уверенности знает, что два дворянина его королевства, живущие в разных городах, находятся между собою в ссоре, причем они настолько восстановлены друг против друга, что нет той силы, которая помешала бы им сразиться, коль скоро они встретятся,— если, говорю я, этот король дает одному из них поручение отправиться в определенный день в город, где проживает другой, или этому другому дает поручение в определенный день отправиться туда, где находится первый, он отлично знает, что встреча их неизбежна, как неизбежна и их дуэль, и что, таким образом, они нарушат его запрет. Однако он вовсе их к этому не принуждает: и его знание обстоятельств, и даже его воля, направленная на то, чтобы предопределить эти обстоятельства таким образом, не препятствуют тому, что, когда они встретятся, они будут сражаться так же добровольно и свободно, как это было бы в том случае, если бы он ничего об этом не знал. Вдобавок им мог представиться другой случай для встречи; таким образом, справедливо будет покарать их за нарушение его запрета» (Декарт Р. Сочинения. В 2-х тт. т. 2., М.: Мысль, 1994, с. 351-352).

Декарт делает такой вывод из этого рассуждения: «Но то, что некий король может в данном случае предпринять относительно некоторых волеизъявлений и их следствий, Бог, обладающий безграничным предвидением и могуществом, безошибочно предпринимает в отношении всех произволений людей. И до того, как он послал нас в этот мир, он точно знал, каковы будут все побуждения нашей воли: ведь он сам их в нас вложил и он же распределил все вещи, находящиеся вне нас, заставив те или иные объекты являться нашим чувствам в определенное время и предопределив такую, а не иную реакцию на эти объекты нашей свободной воли; так он пожелал, однако он не пожелал тем самым ее ограничить. И подобно тому как у вышеназванного короля можно обнаружить две различные ступени воли — одну, заставившую его желать сражения между двумя этими дворянами — ибо он сделал так, чтобы они встретились,— и другую, в силу которой он этого не желал, поскольку он запретил дуэли, так теологи и у Бога различают абсолютную и независимую волю, благодаря которой он желает, чтобы все вещи происходили так, как они и происходят, и другую волю, относительную, соотносящуюся с заслугами и провинностями людей и повелевающую покорность его законам» (там же, с. 352). Одним словом, Бог может лишь создавать условия для осуществления Его собственной цели, но не заставлять людей делать сам этот выбор.

Так или иначе, но Декарт пытался занять позицию над обычными спорами, ведущимися между католиками и протестантами. В этом смысле он предвосхитил «просто христианство» Клайва Льюиса. По крайней мере, он предпочитал спорить о главных, а не о второстепенных вопросах христианской веры. Речь здесь идет, прежде всего, о двух: о существовании Бога и бессмертии души человека. Правда, последнее выводится у Декарта из нематериальности самого познания, которым может обладать не тело человека, но только его душа. Поэтому и духовные истины в своем достоверном виде доступны только человеческой душе, получающей моральное знание непосредственно внутри себя, или как скажет позже И. Кант априорно.

Доказательство существования Бога, развиваемое Декартом, сильно напоминает «онтологическое» доказательство Ансельма Кентерберийского: поскольку нельзя себе представить Совершенное Существо, истина о Его существовании должна быть открыта нашему сознанию непосредственным путем. «Поскольку мы использовали присущую нам идею Бога для доказательства его существования и поскольку в этой идее содержится столь безграничная потенция, что нам понятна нелепость предположения (в случае если Бог существует), будто что-то может существовать помимо него, если не он сам это создал, из этого доказательства его бытия с очевидностью следует также доказательство сотворения им самим всего мира, или всех отличных от него вещей, сколько бы их ни было» (Декарт Р. Сочинения. В 2-х тт. Т. 2, М.: Мысль, 1994, с. 142).

Заключение

Мы задались вопросом, каким образом Рене Декарт, признанный основоположником научного мировоззрения, оказался верующим мыслителем, и выяснили, что он просто сумел отвести каждому их этих двух противоположных мировоззрений собственное место. Поскольку всегда сомневающийся у него разум требовал доказательств, но, поскольку наивысшие из них были ему не доступны через опыт, Бог предоставил ему эти доказательства непосредственным образом, через интуицию. Таким путем в самом сознании человека была запечатлена убежденность в истинности существования Бога и в личном своем бессмертии.

В достоверности этих двух истин не приходится сомневаться никому из смертных, поскольку они просто сотворены с этим убеждением. Человеческий опыт лишь помогает этим истинам обрести свою ясность, но не содержит их в себе непосредственно. Иное дело – все остальные истины, в истинности которых разуму приходится убеждаться в течение более долгого времени, поскольку это происходит путем преодоления сомнения, которое представляет собой научный метод поиска истины (и здесь Декартом отдано должное материальному существованию человека). Впрочем, Творцом и того, и другого является Бог, так что в некотором смысле идеализм естественен, а материализм божественен.