Происхождение книги Екклезиаст
Гололоб Г.А.
Екклезиаст является наиболее противоречивой по своему содержанию книгой Библии. Ее читатели обычно приходят к выводу о том, что своим пессимистическим подходом к жизни она противоречит самому смыслу религиозной веры – утешаться надеждой на вечную жизнь. Поэтому часто ее исследователи разводили руками, удивляясь тому, как она вообще могла попасть в канон Священных книг евреев и христиан. Неудивительно, что существует большое число вопросов, относящихся к теме ее происхождения. Кто был автором этой книги? В какое время он жил? Является ли она делом рук одного лица? Каким было его мировоззрение и религиозные убеждения? Какие цели ставил он перед собой? К кому обращался? Разумеется, без выяснения этих вопросов нельзя комментировать эту книгу адекватным образом. Мы либо что-то упустим, либо что-то припишем к ее содержанию. Избежать обеих этих ошибок поможет нам хорошая экзегеза и анализ авторства, датировки и обстоятельств написания этой книги.
Авторство книги Екклезиаст
Традиционно считается, что авторство этой книги принадлежит царю Соломону, как говорит ее начало: «Слова Екклесиаста, сына Давидова, царя в Иерусалиме» (Еккл. 1:1; ср. ст. 12). Многих исследователей, правда, обескураживало прошедшее время слова «был» в следующем тексте: «Я, Екклесиаст, был царем над Израилем в Иерусалиме» (Еккл. 1:12). Загадочным было и имя, которое принял на себя Соломон – Кохелет (по гречески: Екклезиаст), т.е. выступающий или проповедующий перед собранием. Кроме того, вызывало сомнение то, что Соломон мог высказать в этой книге столько неортодоксальных мыслей. Недаром само включение Екклезиаста в еврейский библейский канон вызвало напряженный спор раввинистических школ Гиллеля и Шаммаи, завершившийся окончательно лишь в I веке по Р.Х.
Но самым сильным возражением авторству Соломона оказался язык этой книги, включающий в себя множество слов, заимствованных из арамейского, персидского и даже греческого языков, что отмечал еще в семнадцатом веке голландский ученый Гуго Гроций. Последнее обстоятельство и побудило современных исследователей этой книги отнести время ее появления к третьему веку до н.э. И лишь немногие из них пытались отдалить это время, например, сам Гроций относил ее к концу пятого века до н.э. Критики Библии отнесли бы время ее возникновения вплоть до Марка Аврелия, если бы не упоминание о ней у Сираха и наличие цитирования в Кумране (середина второго века до н.э).
Велись и споры относительно странного содержания этой книги. Так, ранние христианские экзегеты — Ориген, Василий Великий, Григорий Нисский и Иероним полагали, что это — прощальная речь царя Соломона, написанная им в конце его жизни в назидание тем, кто отступил от послушания Богу. Отсюда и своеобразный язык этой книги, доказывающий бесплодность даже богатой жизни, но проведенной в непослушании Богу. С тех пор этот взгляд стал доминирующим в христианской экзегезе данной книги.
И все же в книге были обнаружены некоторые иностранные влияния. Например, типично египетское выражение «вечный дом» (12:5), но данное обстоятельство не означало, что и сама книга была написана в Египте, поскольку в ней упоминается дождь (11:3-4 ; 12:2), которых фактически не бывает в Египте. Пессимизм большого числа выражений автора сближал его с киниками, вера в судьбу – со стоиками, а стремление к наслаждению – с епикурейцами. Именно это решило вопрос о времени появления такой книги.
Автор этих строк склонен считать, что действительное влияние на убеждения Екклезиаста со стороны греческого эллинизма, отстаиваемое современными исследователями, слишком преувеличено. Скорее всего, его следует признать не только незначительным, но и случайным. Если бы эта книга действительно была написана в третьем века до н.э., тогда она должна была содержать заимствований из греческого языка значительно больше, чем мы это в ней обнаруживаем. Это очевидно из того, что Палестина тех дней находилось не просто под влиянием эллинизма, а в полном порабощении им. Это — главное возражение против либеральной трактовки датирования этой книги.
Поэтому автор настоящего исследования рискнул предложить альтернативу сторонникам позднего появления на свет этой необычной книги Библии, приписав ее происхождение делу рук иудейского царя Езекии, о чем свидетельствует также Вавилонский Талмуд. Мнение составителей последнего на этот счет очень интересно, поскольку приписывает Езекии написание даже какой-то части (скорее всего, второй) книги пророка Исаии, с которым сотрудничал последний. Этот подход вступает в противоречие с распространенным мнением о том, что автором этого произведения Библии было какая-то неизвестная нам личность, пожелавшая выступить от имени царя Соломона.
Каковы доводы автора данного исследования? Они таковы:
- Два упоминания о царе в Иерусалиме (1:1 и 1:12) не только недостаточны для определения авторства данной книги, но и одинаково подходят к Езекии, о котором сказано: «Такого, как он, не бывало между всеми царями Иудейскими и после него и прежде него» (4 Цар. 18:5; ср. 2 Пар. 31:20-21).
- Нам известно достаточно достоверно, что царь Соломон умер, так и не обратившись к Богу (Неем. 13:26). Косвенно об этом свидетельствуют еще два аргумента: 1) факт непрекращающегося преследования им Иеровоама (см. «до смерти Соломона» в тексте 3 Цар. 11:40) и 2) краткость времени жизни при обещанном долголетии (3 Цар. 11:42).
- Блуждания в поисках смысла жизни больше соответствуют молодому Езекии, чем пожилому Соломону, уже имевшему благочестивый опыт служения Богу (Екклезиаст нигде не упоминает о том, что возвратился к той истине, которая уже была известна ему раньше). Молодость же Езекии проходила под нечестивым правлением своего отца, царя Ахаза, которому он был соправителем около тринадцати лет. В возрасте двадцати пяти лет Езекия стал править самостоятельно, и только с этого времени предпринял свои благочестивые реформы.
- Езекия был очень богат (ср. 2 Пар. 32:27-29), так что вполне мог ссылаться на это в своей книге.
- Езекия не только интересовался мудростью сам, но и содержал школу мудрецов (Притч. 25:1; ср. Еккл. 9:17; 12:11).
- Название книги лучше соответствует просветительской деятельности Езекии, чем Соломону (Еккл. 12:9).
- Поскольку Езекия имел дело с израильтянами, тесно контактировавшими с переселенцами из других стран, данное обстоятельство может объяснить наличие в его книге некоторого числа слов, заимствованных из арамейского, персидского и других языков. Поскольку он имел также дружеские отношения с Египтом, естественно предположить некоторое влияние и с этой стороны, включая и широко распространенные среди египтян убеждения в бессмертии души и посмертном воздаянии.
Последний пункт требует уточнения. Тексты 4 Цар. 17:6 и 4 Цар. 18:11 говорят о том, что некоторые израильтяне были переселены в Мидию, которая всегда была стратегическим партнером Персии. Вероятно, из Персии были и некоторые переселенцы в Самарию, о чем упоминал в своих анналах ассирийский царь Саргон II. Нельзя забывать о том, что основная цель переселения состояла именно в этнической (а значит и в языковой) ассимиляции покоренных народов. Кроме того, между израильтянами, оставшимися в Самарии и переселившимися в Мидию, могло существовать некоторое общение, предполагающее пользование, по крайней мере, арамейским, мидийским и персидским языками. Слова греческого происхождения могли попасть в Иудею через торговые связи с жителями острова Крит, которым владели греки. Кстати, на время жизни Езекии приходится расцвет греческой колонизации, в результате которой Греция имела свои колонии на острове Кипр, в городах Кирена (Ливия) и Навкратис (Египет) и даже в Финикии (Библ, Сидон, Тир).
Почему же Езекия «был» царем и почему принял на себя имя «Проповедника»? Вероятно, нам следует видеть в слове «царь» (Еккл. 1:12) определенного царя, который «предал сердце свое тому, чтобы исследовать мудростью все». Этим выражением автор хотел подчеркнуть, что его царствование тогда характеризовалось поиском смысла жизни. В настоящее время он уже не занимался этими поисками, найдя их разрешение в своем доверии Богу. Таким образом, слово «был» свидетельствует о прошлых занятиях царя Езекии, когда он пытался найти смысл жизни без Бога. Это значит, что ко всем его свидетельствам о бессмысленности или бесполезности жизни нужно имплицитно добавлять фразу: «если Божьего промысла нет». При наличии такого добавления, все его «еретические» высказывания сразу же становятся «правоверными» и перестают создавать читателям какие-либо проблемы.
Само по себе название этой книги вполне могло представлять собой исповедь Езекии, но другие тексты убеждают нас в том, что этот царь «учил» народ постоянно или регулярно (см. Еккл. 12:9). Вероятно, это было вызвано тем, что Езекия взял на духовное попечение также и жителей Северного царства, находившихся под ассирийским игом. Таким образом, данная точка зрения относит время написания книги Екклезиаст к началу VII-го века до н.э., когда вероятность заимствования иностранных слов была более естественной, чем в X-м, но не настолько большой, как в III-м. Теперь нам следует рассмотреть особенности содержания книги Екклезиаст, чтобы понять цели ее написания и определить ее адресатов.
Содержание книги Екклезиаст
Многие исследователи выступают против целостности этой книги по причине наличия в ней самой многих противоречий. Ниже мы перечислим основные из них:
- По отношению к жизни «под солнцем» выражается то ненависть (2:17; 4:2), то радость (9:4, 9);
- То восхваляется (7:11-12; 8:1-2), то порицается (1:18) мудрость;
- То превозносится (8:5, 12; 12:13-14), то высмеивается (7:16 в оригинале) праведность;
- Загробное воздаяние то утверждается (8:8; 11:9; 12:7, 14), то отрицается (3:21; 9:5-6, 10).
Неужели какой-то редактор захотел поспорить с автором этой книги столь странным способом, чтобы просто вставить в нее собственные мысли? Моисей Рижский передает мнение об этой проблеме Ренана: «Автор книги Екклезиаста, по выражению Ренана, как бы жонглирует словами и мыслями и предстает перед читателем то в роли ни во что не верящего пессимиста и скептика, то в роли искреннего верующего, ведущего трагическую борьбу со своими сомнениями» (Рижский М.И. Библейские вольнодумцы. М.: Республика, 1992, с. 195). Ренан был прав, когда допускал мысль о борьбе автора со своими же сомнениями. Если кто-либо упомянул мысль, которую пытается проанализировать, это еще не делает его приверженцем этой мысли. Если автор собирался опровергнуть какие-либо тезисы, тогда как он мог это сделать, совсем не упомянув о них? Это только в нашей культуре мы цитируем мнение другого автора, открывая кавычки. В древние времена его просто цитировали, тем более если за ним не стояло никакого конкретного имени. Но почему всем критикам Библии так хочется сделать Екклезиаста вольнодумцем и богопротивником? Разве у них достаточно доказательств этому убеждению?
Ключ к пониманию главной вести книги Екклезиаст содержится в слове «суета», которое скорее обозначает идею бессмысленности или бесполезности, чем обыкновенной суматохи. Это слово, употребленное в тексте более 30 раз, совершенно точно передает основную тональность авторских размышлений: жизнь, исключающая полностью или подвергающая сомнению Божий промысел, не только несчастна, но и бессмысленна. Потому все сомнения Екклезиаста относительно существования Божьего промысла, бессмертия души и загробного воздаяния следует относить только к этой жизни, которую он называет жизнью «под солнцем» (эта фраза употреблена в этой книге 27 раз), но не к той, которая исключает данную посылку. Поэтому к каждому сомнительному утверждению автора следует добавить слово «здесь»: Например, «Живые знают, что умрут, а мертвые ничего не знают (здесь), и уже нет им (здесь) воздаяния, потому что и память о них предана забвению (здесь), и любовь их и ненависть их и ревность их (здесь) уже исчезли, и нет им более части во веки ни в чем, что делается (здесь) под солнцем» (Еккл. 9:5-6).
Если еще в эпоху Среднего Царства в Египте прекрасно сосуществовали рядом вера в загробное воздаяние и такие сугубо пессимистические высказывания, как «добряком везде пренебрегают… Нет справедливых. Земля отдана злодеям» (см. Тураев Б.А. История Древнего Востока, т. 1, с. 233), то почему данное соседство представляет собой проблему в иудейской книге Екклезиаст? Подобным образом мы можем спросить наших оппонентов: «Неужели вся мудрость мира началась с греков?» Неужели евреи должны были попросить у них разрешения для того, чтобы задуматься над вопросами жизни и смерти? Разве сами греки не стояли на плечах других гигантов мысли? Разве нет «греческого» индивидуализма в пророчествах Иеремии (Иер. 31:30) или Иезекииля (Иез. 18:20)? Разве наслаждаться жизнью нас научил только Эпикур, а верить в высший промысел — Зенон? Разве Екклезиаст так боялся смерти, что был готов даже ускорить ее приход? Но для торжества стоической мудрости как раз и требовался суицид! Разве для того, чтобы Екклезиаст мог употребить в своей книге слово «Кохелет», ему следовало предварительно прочесть «Горгий» Платона? Разве Екклезиаст, подобно и стоикам, и эпикурейцам, прятал свою мудрость от простых людей, адресуя ее только немногим мудрецам? Наконец, разве позаимствовать слова иностранного происхождения можно только посредством вражеской оккупации или переселения народов? Одним словом, что делается с логикой наших критиков, когда речь заходит о доказательствах традиционных христианских убеждений?
Таким образом, мы можем говорить не о раздвоенности души автора данной книги, а лишь о изложении им собственных ошибок, избежать которых он пожелал своим читателям, мечущимся в поисках собственного смысла жизни. Поскольку он лично прошел этот путь и даже достиг большого социального положения в обществе, но был вынужден признать, что земные блага не насыщают душу, всегда ищущую ответа на вопрос о смысле ее существования (см. Ин. 4:13-14; 6:35). Если уж и говорить о редактировании, то мы можем согласиться с ним только в одном месте (12:9-10), где об авторе данной книги говорится в третьем лице. Бесспорно, это было добавление, сделанное одним из учеников Екклезиаста или «мужей Езекии». Разумеется, оно не создает погоды в общем понимании замысла автора данной книги.
Почему же Езекия выбрал такой стиль проповеди? Вероятно, как раз по той причине, что перед ним стояла не просто цель возвращения иудеев и оязыченных израильтян к Богу, но и сугубо миссионерская цель – обращения к Богу поселившихся в Северном царстве язычников, которые совершенно не верили ни в личное бессмертие, ни в посмертное воздаяние. Для переубеждения этой категории людей было необходимо использовать особый язык, понятный любому скептику. Поэтому Езекия избрал следующий подход: поставил под сомнение прежние свои убеждения во имя насаждения новых. Он представил свою проповедь в форме сомнений и описания того, к чему они приводят всякого человека, следующего за ними самым последовательным образом.
Три основные темы книги Екклезиаст, с помощью которых он искал удовлетворения в своем поиске смысла жизни – богатство, мудрость и праведность. И во всем этом он разочаровался, включая праведность, обычно требуемую законом. В связи с этим обстоятельством нам следует внести особое пояснение: своим пессимизмом Екклезиаст оспаривает не просто способность любого человека иметь полноценную жизнь без Бога, но и способность этого человека заслужить что-либо у Бога собственными силами. Поэтому он пишет так много о том, что все земные блага являются дарами Бога: (Еккл. 2:26; 3:13; 5:17-19; 6:2; ср. Притч. 2:6). Таким образом, Екклезиаст предваряет даже новозаветное учение о спасении даром. Неудивительно, что Х. Хертцберг пришел к заключению, что «Книга Екклезиаста… – это потрясающее мессианское пророчество…» (Hertzberg H.W. Der Prediger (Qohelet). Leipzig, 1932. Bd. 16. S. 226).
Важно отметить, что для Екклезиаста вся бесполезность или бессмысленность человеческой жизни происходит не от Бога, а от людей (7:29; 8:11; 9:3). Призывом «Веселись юноша, … но знай» (11:9; ср. 3:17; 12:14) Екклезиаст разоблачает ложный оптимизм молодых людей, чрезмерно самоуверенных в себе, каким был и он раньше. Поэтому разочарование в смысле этой жизни представляет собой необходимое условие для осуществления веры в смысл жизни будущей. Вот что в действительности означают слова Екклезиаста «худо во всем, что делается под солнцем» (Еккл. 9:3)! Но слава Богу, что даже «под солнцем» есть место не только сомнениям, но и подлинному религиозному чувству! Но чтобы это солнце стало светить по-другому, его свет нужно впустить в свое сердце.
Таким образом мы можем заключить, что автора книги Екклезиаст интересовали не вопросы о происхождении зла или теодицеи, а пессимистическая безысходность религиозного скептицизма, спорящего с Богом. То, что он хотел донести своим слушателям или читателям, — одно: у скептиков, ставящих под сомнение Божий промысел, нет достойных альтернатив. Данный вывод хорошо иллюстрируется двумя видами философии экзистенциализма: атеистической (Хайдеггер, Сартр, Камю) и религиозной (Ясперс, Марсель, Бубер). Оба эти направления экзистенциализма признают бессмысленность человеческого существования, но вывод из этого положения они делают различный: одни замыкаются на нем, обвиняя в своем одиночестве Ничто, а другие – обращаются к Богу за преодолением этой проблемы. Очевидно, что автор книги Екклезиаст был на стороне вторых, а не первых.
Заключение
Наше исследование помогло нам разрешить две проблемы, с которыми сопряжено изучение книги Екклезиаст: проблему внутренней противоречивости содержания данной книги (см. подр. Driver S.R. An Introduction to Literature of the Old Testament, P. 465-478) и проблему единства ее авторства (см. подр. Michel D. Qohelet, Darmstadt, 1988. S. 17-27). Своей внутренней противоречивостью Книга Екклезиаст стоит особняком даже от других книг, относящихся к Литературе Мудрости (Иов, Притчи, Псалтырь, Эсфирь). Сама эта противоречивость может быть объяснена специфическими целями, которые ставил перед собой ее автор, но традиционное авторство, приписывающее происхождение этой книги царю Соломону столкнулось с трудно разрешимой проблемой заимствования слов из более позднего времени.
До настоящего времени большинство исследователей придавали этому факту такое значение, что были готовы не только распрощаться с традиционной идеей об авторстве Соломона, но и приписать происхождение этой книги слишком позднему времени, как будто о бессмысленности жизни без Бога начали рассуждать лишь греческие философы. Например, в Древнем Египте уже давно существовали идеи, созвучные традиционно еврейским – о бессмертии человеческой души и посмертном воздаянии, явно присутствующие в данном произведении. Либеральные богословы поступили нечестно, приписав их какому-то позднему редактору, а самого автора сделав скептиком, нигилистом или даже атеистом. В действительности, это перевернуло главную мысль библейского автора с ног на голову, превратив сомнение в истину, а истину в сомнение.
Нам также удалось опровергнуть широко известное представление о том, что эта книга редактировалась не менее трех раз, как у Лодса (некоторые исследователи доводят число редакций до восьми). Каждый очередной редактор якобы не соглашался с мнением автора по отдельным вопросам. Сторонники этого подхода разбили все сомнения на группы и приписали их каждому редактору. В итоге такой метаморфозы совсем исчезло намерение автора показать бессмысленность жизни в сомнениях. В реальности же автор книги Екклезиаст не делал ничего кроме того, что применил «пессимистический» аргумент для более эффективного переубеждения своих идейных оппонентов. Автор использовал два языка, чтобы одновременно убить двух зайцев: вначале вызвать у читателей духовную потребность и уже на эту подготовленную почву их сердца посеять само Слово Божье. Поэтому вполне справедливо заметил культуролог Михаил Эпштейн: «Если Екклесиаст находится на границе канона, то это его входные врата». Данное объяснение сохраняет библейский текст этой книги единым как по форме, так и по содержанию.
Последние комментарии