«И каждый день единодушно…»

«И каждый день единодушно…»

Гололоб Г.А.

«И каждый день единодушно пребывали в храме и, преломляя по домам хлеб, принимали пищу в веселии и простоте сердца, хваля Бога и находясь в любви у всего народа. Господь же ежедневно прилагал спасаемых к Церкви» (Деян. 2:46-47).

Обычно дискуссии между кальвинистами и арминианами ведутся по теоретическим вопросам, которые некоторые богословы предпочитают называть абстрактными или не имеющими какого-либо практического значения. Ниже мы поговорим об одном из самых практичных вопросов христианской жизни – об отношении, существующем между личным спасением и членством в поместной церкви Иисуса Христа. Как кальвинистско-арминианский спор влияет на положение христианина в составе поместной церкви Божьей и на его отношение к другим ее членам.

Поле – это?

Кальвинистски мыслящие богословы, начиная с Аврелия Августина, довольно часто толкуют Библию весьма странным образом. Одна из этих странностей — комментарий Жана Кальвина на место Писания Мф. 13:38, говорящее: «Поле есть мир; доброе семя, это сыны Царствия, а плевелы — сыны лукавого», в котором он называет «полем» церковь. Здесь Кальвин целиком и полностью следовал своему кумиру, Августину, который толковал этот текст Писания таким же образом. Какую же цель преследовало это толкование Августина? С его помощью он хотел обосновать необходимость очищения от плевел Церкви, а не мира, и возлагалось это дело вовсе не на Ангелов, действующих лишь «при кончине века», а на «избранников» Божьих, призванных совершать это очищение в настоящее время. Таким образом подлинный смысл учения Христа был искажен, а идея религиозного насилия получила богословскую санкцию, что в последующее время привело к возникновению инквизиции с ее изуверскими методами пыток и казней.

Эту мысль полностью усвоил и Жан Кальвин. Таким образом, вопреки ясному запрету Нового Завета на физическое преследование еретиков (Мф. 13:24-30,36-43; Ин. 12:47; 15:18-20; Иуд. 9; Гал. 1:8-9; Тит. 1:9-11), он мог написать следующие слова: «Тот, кто сомневается в справедливости приговора еретиков и богохульников к смертной казни, вольно или невольно разделяет с ними их вину. Речь идет не о человеческих полномочиях – так говорит Бог, устанавливающий вечную власть Своей Церкви» (цит. по: Schaff Ph. History of the Christian Church. Vol. 3. P. 791).

Кальвинистский автор Мэтью Генри писал об этом следующее в своем комментарии на тринадцатую главу Евангелия от Матфея: «Сеяние слова — это сеяние в душах людей, составляющих Его поле, зерно для Его гумна… Многие слышат общий призыв, но не для многих этот призыв оказывается эффективным, доказывающим вечное избрание… видимая Церковь – это Царство Небесное, несмотря на присутствие в ней многих лицемеров. Христос управляет в ней как Царь. В ней находится остаток, избранные, являющиеся подданными неба и наследниками его, от которых, как от лучшей части ее, она и получила свое название; Церковь — это Царствие Небесное на земле… Здесь под миром подразумевается видимая Церковь, рассеянная по всей земле, а не ограниченная пределами одного какого-то государства» (здесь и далее цит. по открытым в Сети источникам).

Современный кальвинист Джон МакАртур обходит эту проблему стороной в своей Учебной Библии, толкуя тринадцатую главу Евангелия от Матфея следующим образом: «Эта притча также использует образ земледельца, сеющего семена на своём поле… Человек, посеявший доброе семя, – это владелец земли (ст. 27), который засевает поле своё». Получается, как хочешь, так и думай, о чем здесь говорится: либо о Боге-Творце и Хозяине всего мира, либо об Иисусе Христе как Хозяине Церкви. Более ясно выражается Дж. Г. Брукс: «Если возникнет возражение, что Христос не уподобил бы Царство Небесное чему-то греховному, следует ответить, что Он уподобляет Царство тому, что содержит плевелы и пшеницу, хорошую и плохую рыбу, распространяется на негодного раба (Мф. 18,23-32), допускает человека, который не имел брачной одежды и погиб (Мф. 22,1-13)» (J. H. Brookes, I Am Coming, Р. 65).

В комментарии МакДональда мы видим первое возражение мнению Кальвина: «Эта притча не оправдывает терпимого отношения к присутствию безбожных людей в поместной церкви, как некоторые ошибочно считают. Помните, что поле – это мир, а не Церковь. Поместным церквам вполне определенно повелевается извергнуть из своей среды виновных в определенных безнравственных грехах (1 Кор. 5,9-13). Эта притча просто учит, что в сокровенной форме Царство Небесное будет содержать настоящее и притворное, истинное и поддельное и такое состояние продлится до конца века». Но чему учит эта притча о Церкви в ее несокровенной форме?

Самым красноречивым оказался комментарий Джона Чарльза Райла: «Эта притча учит нас тому, что до скончания века в церкви добро и зло будут находится рядом. В видимой Церкви все перемешано: она как поле, на котором и пшеница, и плевелы растут рядом. В ней есть и верующие и неверующие, обращенные и необращенные, сыны Царствия и сыны лукавого — в собрании крещенных людей все перемешано. Даже проповедь самого чистого Евангелия не сможет изменить эту ситуацию. Так было и будет во все времена существования Церкви. В этом на собственном опыте убедились и отцы Церкви, и реформаторы, и лучшие служители сегодняшнего дня. Никогда в видимой Церкви не росла одна пшеница. Дьявол, великий враг душ человеческих, всегда умудряется посеять плевелы».

Уильям Арнот замечает: «Если Божий закон никогда не разрывал ваше „каменное сердце“ на части и не заставлял его „сокрушаться“, то есть не причинял ему боль, вы можете, приняв Евангелие временно и поверхностно, обрести свою религию легче и быстрее, чем тот, кто был более глубоко испытан; но вы, пожалуй, не сможете держать его крепко или хранить долго… Претерпевший до конца спасётся; а тот, кто отпадёт на полпути, – нет». Возникает вопрос: «Кто причиняет боль – действие одного закона или также и реакция на это действие со стороны самого человека?» Кальвинисты не любят таких вопросов, но им полезно помнить, что двусмысленность  и обтекаемость их выражений уводит от истины всякого кто, обращается к их комментариям.

Кальвин легко переступает через Библию, когда она становится у него на пути. Это — типичный подход кальвинистов к Священному Писанию. Поэтому удивляет не столько сам факт возникновения данного противоречия, сколько способ, при помощи которого кальвинисты пытаются его разрешить. Но каково значение их представления о Церкви Христа как о смеси спасенных и погибших? Разве арминиане не верят также в то, что видимая Церковь Христа состоит как из истинно верующих, так и из тех, кто попал в нее случайно? С виду кажется, никаких различий между двумя этими представлениями нет, но при более внимательном изучении этого вопроса все же обнаруживается существенная разница. Объясним ее на одном библейском примере.

Благословлял ли Бог Саула?

Был ли царь Саул изначально спасенным человеком, а потом отпавшим? Если кальвинисты верят в возможность спасения в ветхозаветный период, тогда мнение о том, что в Ветхом Завете возможно спасение без эффективной благодати, противоречит их собственной доктрине. Стало быть, мы должны задаться следующим вопросом: «Почему Бог избрал Саула, зная наперед, что он от Него отступит?» Что означает факт отступления какого-либо человека от Бога? Кальвинисты отвечают на этот вопрос так: «То, что этот человек никогда ранее по-настоящему не был спасенным, т.е. никогда не испытывал на себе действие спасающей благодати». Из этого взгляда неминуемо вытекает следующий вывод: «Саул не был Божьим дитем, когда Бог избрал его быть израильским царем».

Этот вывод в свою очередь означает, что для Бога нет разницы, кого использовать в Своих целях – грешника, обреченного на погибель, или праведника, предназначенного к спасению. Но… почему в таком случае Церковь Христова названа святой и даже единой (Ин. 17:15-21; 1 Пет. 2:5, 9; Рим. 12:16; 15:5; Еф. 2:19, 21-22; 4:1-6; 5:25-27; Флп. 2:1-5; Кол. 3:12-15)? При таком положении вещей, может ли войти в состав Божьего народа изначально невозрожденный человек? Кальвинисты отвечают на этот вопрос следующий образом: «В истинную церковь никогда, но в видимую не только может, но и входит». Но нам следует разобраться, почему определения «святая» и «единая», используемые в Новом Завете, все же относятся к видимой Церкви Христа.

И здесь мы слышим такое возражение: «Но откуда нам знать, истинно ли покаялся человек или нет?» Да, вопрос резонный, но как на него отвечает сама Библия? Может ли Бог назвать святым того человека, о котором Он знает наперед, что он не только не святой и не спасенный, но и совершенно отверженный и не подлежащий спасению? Кроме того, может ли Бог использовать столь грешное существо для осуществления Своих святых целей в этом мире?

Конечно, Бог использовал в Своих целях не только фараона, или Навуходоносора, но и даже Кира, однако Он использовал их всех не в качестве Своих сыновей, а в качестве Своих рабов, т.е. против их собственной воли. А теперь представьте себе в одной поместной церкви какое-либо сотрудничество между двумя людьми со столь противоположными интересами. Разве такую церковь можно назвать духовно единой, или  же, вспоминая слова Христа, ее следует признать «царством, разделившимся в самом себе» (Мф. 12:25; Лк. 11:17), т.е. обреченным на поражение?

Получается, Кира Бог использовал не таким же самым образом, как и Авраама, или Моисея, поскольку для Него противоестественно достигать благой цели при помощи совершенно нечистых средств. Короче говоря, Бог всегда использует людей только в той мере, в которой они способны Ему повиноваться. Кальвинистская же доктрина о полной неспособности грешника даже искать воли Божьей, превращает Божью святость, не чуждающуюся использовать этого грешника в Своих целях, в обыкновенную фикцию. Бог, Который одинаково равнодушно использует в Своих целях двух прямо противоположных по своему духовному статусу людей, похож на Бога, Которому равнодушно и само различие между добром и злом.

Здесь важно понять, что это – не просто две разновидности людей, отличающиеся друг от друга степенью их послушания, а два совершенно разные использования Богом этих людей, причем настолько разные, что подменить одно другим никак невозможно. В кальвинизме данная непримиримость обоих этих позиций совершенно исчезает, поскольку две столь противоположные между собой категории людей составляют одно Тело во Христе, трудясь в нем плечом к плечу. Иными словами, в святой Церкви Христа нет места не просто различным, что предполагает арминианская доктрина, а прямо противоположным убеждениям, что никак не осмелится признать за собой доктрина кальвинизма. Только в кальвинизме Бог может одной Своей рукой делать нечто, совершенно противоположное тому, что Он делает другой! В арминианстве Бог может использовать какого-либо человека лишь в той мере, в которой он повинуется Ему, даже если это и весьма ничтожная величина. Поэтому мы и говорим: до тех пор, пока Саул находился в послушании Богу, Бог был обязан его благословлять, причем не проводя никакой разницы между ним и другими верующими того времени!

Мы слышим возражение: «А что доброго было в фараоне?» Даже фараона Бог пытался вразумить, иначе нельзя понять, почему Он использовал не одно, а десять Своих наказаний, усиливая их степень воздействия постепенным образом. Но даже у Бога имеется предел долготерпения грехов грешника (см. Быт. 15:16). Показательно, что Бог поступал так всегда и со всеми людьми, поскольку Он желает спасения абсолютно всем людям, включая и фараона. Нельзя же сказать как то, что Бог отказал первым людям в Едеме в Своей помощи со специальным умыслом, чтобы они согрешили, как и то, что Он отказал в предложении спасения даже самому последнему грешнику, если им был даже этот фараон! Люди погибают не потому, что Бог кого-то из них лишил Своей любви, а потому что этой любви не свойственно принуждать никого вплоть до полного ее отвержения.

Разумеется, в роли Саула могут быть и Валаам, и Соломон, и Иуда Искариот, и Димас, и кто угодно еще. Вопрос не в личностях, а в принципе. Суть этого принципа (в его арминианском выражении) состоит в том, что Бог не может покинуть любого человека, включая и христианина, до того момента, когда тот согрешит и отвергнет Его сам. В кальвинизме же Бог сохраняет за Собой право отказать любому из людей (включая и Адама до его грехопадения) в Своей спасающей любви и готовности помочь вне какой-либо связи с их поведением или намерениями – предузнанными или фактическими. Что же из этого получается? Из этого получается тот факт, что Церковь Христа в кальвинистском понимании не может быть полностью святой как в качественном (в ней имеется два противоположных отношения к святости), так и количественном отношении (часть Церкви не просто не свята, но и не может быть иной). Иными словами, в кальвинизме Церковь Христова состоит из смеси святых (спасенных) людей и людей не просто грешных, а именно бесповоротно отчужденных от Бога.

Скажем об этой проблеме кальвинизма несколько иначе. Если в арминианстве Бог сохраняет верность человеку до тех пор, пока тот сохраняет верность Ему, то в кальвинизме Бог избирает или отвергает человека вне зависимости от его (этого человека) личного желания, отношения или поведения. Что это изменяет? Данное различие означает следующее: когда Бог ставил на царство Саула, тот был вполне богобоязненным человеком, что мы и наблюдаем в его библейском описании. Предполагать же то, что Бог может благословлять обреченного на погибель грешника – это значит насмехаться над святостью Божьей природы. Именно это и делают кальвинисты, настаивая на своем мнении о том, что «поле – это церковь». Кому же нам верить: кальвинистам, утверждающим смешанный состав Церкви Христа, или Библии, настаивающей на ее единстве и святости?

А как быть с признаками спасения?

Если Церковь Христова состоит из смеси избранных и неизбранных к спасению, тогда насколько оправдано в ней фиксированное членство? По каким признакам в таком случае должна церковь пополнять свой состав? Или это вообще не имеет никакого значения: пусть идет, кто хочет, без какого-либо отбора или проверки? И даже если эти критерии установить, то как можно узнать, искренно ли кается и верит конкретный человек, или нет, чтобы принять его в члены поместной церкви Христа или отказать ему в этом?

Обычная кальвинистская практика состоит в том, чтобы принимать в члены поместной церкви всех желающих, а там Сам Бог разберется. Однако Слово Божье настаивает на том, что в Церковь Божью как призываются, так и принимаются только уверовавшие (Деян. 2:41; 4:32; 11:17; 18:27; 19:18; 1 Пет. 1:21; Рим. 10:12; Гал. 3:27; Евр. 4:3). Если написано, что только «доброхотно дающего любит Бог» (2 Кор. 9:7), то тем более Он любит доброхотно послушного или повинующегося Ему (Деян. 5:32), как написано: «А без веры угодить Богу невозможно; ибо надобно, чтобы приходящий к Богу веровал, что Он есть, и ищущим Его воздает» (Евр. 11:6). Бог здесь требует веру, а не дает ее, тем более безусловным образом.

Здесь в кальвинистском учении вырисовывается еще одна серьезная проблема: сама доктрина безусловного избрания делает совершенно ненужными любые (встречные или ответные – без разницы) проявления воли человека, которые принято считать условиями обретения спасения, или устояния в нем, но последние все же существуют в Священном Писании (Мк. 1:15; Деян. 20:21). Слово Божье многократно и многообразно призывает грешника к необходимости проявления им личной покорности Божественным призывам, что было бы совершенно бессмысленным, если бы имела место подмена Самим Богом желания человека принять спасительное предложение. Мы уже не говорим о том, что совершенно бесчестно перекладывать на Божьи плечи ту ответственность, которую Он в Своем Писании возлагает на людей (Рим. 8:13; 11:22).

Неудивительно, что, когда кальвинисты начинают говорить о признаках спасения, то вынуждены полностью исключить из них не только неискренние, но любые покаяние и веру. Например, в книге кальвинистского автора Мэтью Мида «Обнаружен почти христианин» приводится двадцать признаков ложного обращения людей к Богу (см. Мид М. Обнаружен почти христианин. Луцк: Приди и помоги, 2002, с. 92). И удивляет здесь то, что среди них присутствуют и два чисто библейских признака (и даже условия) спасения: вера и покаяние (!). Причем происходит это без каких-либо оговорок, что имеется в виду лишь неискреннее их проявление. Получается, что ни искренняя вера, ни искреннее покаяние не могут быть ни условиями, ни признаками спасения. У арминиан, для сравнения, они являются и теми, и другими одновременно, поскольку устоять в спасении можно лишь на тех же условиях, на которых это спасение было принято.

Иными словами, кальвинисты заявляют, что даже сам христианин, хорошо представляющий, что от него ожидает Господь, не может быть уверен в том, предопределен ли он к спасению, или нет. И все это происходит лишь по той причине, что в их учении причисляется к ложным также и библейски несомненные признаки спасения. В конечном счете, происходит некая игра, в которой от нас ожидается искренность и посвященность Богу, которые в действительности зависят исключительно от Него Самого. Фактически этот выпад Мэтью Мида исключает возможность любого определения истинного христианства, а значит и какого-либо понимания того, что же представляет собой Церковь Христа в ее видимом выражении. Так что же мы должны ожидать от членства в поместной церкви – определенности или неопределенности в вопросах святости и единства, несмотря на естественные отклонения от практического осуществления ее предназначения?

Разумеется, кальвинистский тезис о неопределимости признаков спасения противоречит библейским данным, которые свидетельствуют о том, что, по крайней мере, сам человек, знающий чистоту своих мотивов и целей, может судить правильно о своей принадлежности к спасению (2 Кор. 4:2; 5:11; 13:5; 2 Тим. 4:7-8), а значит и имеет полное право претендовать на членство в любой поместной церкви Иисуса Христа. В кальвинизме же, получается, что Сам Бог сбивает искреннего христианина с толку, чтобы он не знал, предопределен ли он к спасению или нет. Это значит, что в поместной церкви христианин вправе ожидать не только спасенных «раз и навсегда» верующих, но и таким же образом погибших грешников. Как же они могут сосуществовать друг с другом при такой полярности их убеждений? И все это при полной безысходности самого христианина что-либо изменить в любую сторону. Поэтому, не обладая подлинным знанием о том, что же требуется от человека, чтобы спастись, он не станет бить тревогу, чтобы начать искать выход из своего затруднительного положения. Получается, что человек (и уже нет разницы какой — полностью верующий, полуверующий или же полностью неверующий) лишается не просто уверенности в собственном спасении, а самого доверия к Божьим словам.

А теперь мы хотели бы задать кальвинистам следующие вопросы. На каком основании они своим человеческим «преданием» отменяют «заповедь Божью» об условиях спасения? На каком основании они лишают верующего человека возможности быть уверенным в собственном спасении? На каком основании они подменяют ответственность человека за выражение им своей потребности в Божьей милости ответственностью Бога, заключающейся в заслуживании этой милости? На каком основании они превратили святую и единую Церковь Христа в смесь людей с прямо противоположными убеждениями? На каком основании они внесли внутреннее противоречие в саму природу Бога, желающего одним людям того, в чем Им же Самим отказано другим?

Заключение

Кальвинизм создал весьма комфортную разновидность христианства: «стопроцентные гарантии при нулевой ответственности», что и объясняет его видимый успех и распространенность в современной Церкви Христа. Тем не менее, если отнестись к этому учению серьезно, не трудно заметить в нем множество логических противоречий и даже моральных проблем. В настоящей статье мы рассмотрели только одно из них – противоречие кальвинистской экклезиологии библейскому учению о святости и единстве всей видимой Церкви Христа. Получается, от того, что я думаю о спасении, напрямую зависит мое отношение к поместной церкви и к каждому ее члену.

Если верить в то, что видимая Церковь Христа состоит из заведомо предопределенной смеси самых духовных и самых нечестивых лиц, тогда что можно ожидать от такой церкви? Она становится совершенно неспособной приносить Богу какие-либо плоды, тем более плоды святости и единства, на чем настаивает Новый Завет. В результате на месте святости и единства в поместной Церкви Божьей воздвигается тяжелая атмосфера взаимной подозрительности и разобщенности, доходящей до откровенного антагонизма. Мы уже не говорим о спорах, где в случае невозможности или затруднений выяснить правду, кальвинистам приходится признавать кого-либо изначально заблуждающимся, т.е. невозрожденным.

Если я не могу быть уверенным в том, что рядом со мною трудится дорогой моему и Божьему сердцу брат или сестра по общей вере, тогда мне остается только следить за ними, чтобы убедиться, не отпавшие ли они вовсе? Если же они к тому же подадут мне малейший повод или доказательство своего пусть даже слабо выраженного отступничества, я буду больше, чем уверен в том, что никакому исправлению они не подлежат, принадлежа к лагерю людей, навеки осужденных предвечным указом Бога.

Таким образом наличие в видимой Церкви Христа некоторого количества невозрожденных людей объясняется случайностью, а не закономерностью, тем более освященной Божественным авторитетом. Если же учесть то, что в кальвинизме эта «гремучая смесь» избранных и погибших, необходимо и священно присутствующая в каждой поместной церкви, еще имеет и неизменный характер, тогда такое положение вещей превращает церковь из «святой» и «единой» в некую смесь святого и грешного. В этом случае получается, что кальвинизм создает «согласие между Христом и Велиаром», которое отрицает Священное Писание.

Самым странным здесь является то, что христианин, пребывающий в кальвинистском заблуждении, может иметь только одну уверенность – в своей или в чьей-либо погибели, если он сам или этот другой человек уходит из церкви и начинает вести мирской образ жизни. Что же касается уверенности в спасении кого-либо (включая и его самого), то здесь кальвинист не может иметь ее в какой-либо форме даже в случае видимого устояния в вере до конца своей жизни, поскольку это исключается самим фактом «тайного» избрания Божьего.