Что такое евангельское арминианство?
Гололоб Г.А.
Содержание:
Введение.
1. Арминианство вместе с полной испорченностью и остатком «образа Божьего».
2. Арминианство вместе со свободой духа и рабством плоти.
3. Арминианство вместе с Божественным Откровением и человеческим разумом.
4. Арминианство вместе со спасением и освящением.
5. Арминианство между беспечностью и отчаянием.
Заключение.
Введение
Арминианская доктрина о спасении обычно трудна для восприятия, поскольку добавляет к «делу Божьему» «дело человеческое» и занимается вопросом их соотнесения друг с другом, чего кальвинистское учение даже не предполагает. В кальвинизме Бог пользуется человеческой волей как безвольным инструментом, неспособным каким-либо образом повлиять на неизменное решение Бога относительно спасения конкретного человека. Поскольку это решение в кальвинистской трактовке не является ни универсальным, ни ненасильственным, вопрос о каком-либо учете «человеческого фактора» в деле получения спасения или устояния в нем даже не поднимается в кальвинизме.
Однако, несмотря на свою богословскую простоту, кальвинистская модель плохо работает на практике. Человек, верящий в кальвинистское предопределение одних людей к спасению, а других – к оставлению на погибель, обречен блуждать в лабиринте, из которого нет выхода. Основной причиной такого положения является «тайный» характер такого предопределения или избрания. Если нет никакой возможности узнать признаки спасения, то о какой уверенности в самом спасении может идти речь? Разумеется, уверенность, основанная на «тайне» Божьего избрания, является фиктивной.
Однажды ко мне обратился пастор одной славянской церкви, уже тридцать лет сталкивающийся со следующей проблемой кальвинистского учения: «Иногда ко мне звонят люди из других церквей и тоже задают множество вопросов. И вот теперь я столкнулся с «дилеммой». Один человек, исключенный из церкви, твердит, что он спасен однажды и навеки. А то, что его исключили, не имеет большого значения, потому что его Бог всё равно приведет в жизнь вечную, он же спасен однажды и навсегда. Другой случай: исключенный «казнит» себя, продолжая твердить: «Это значит, что я не предназначен к спасению! Раз так получилось, то Бог меня не призывал к спасению изначально, а это значит то, что я не могу быть спасенным. Спасение не для меня». В обоих случаях трудно проводить какую-либо душепопечительскую работу, поскольку и одно мнение и другое – недопустимые крайности. Время идет, а люди гибнут».
В первом случае кальвинизм предоставляет человеку ложную надежду, а во втором – ложное отчаяние. Оба заблуждения основаны на ошибочном тезисе о непознаваемости спасительной воли Бога, т.е. неизвестности того, кто же является избранным к спасению, а кто нет. Тупиковая ситуация, если считать кальвинизм правильным учением. Самое печальное здесь то, что из обоих этих затруднительных ситуаций имеется выход, но найти его можно, лишь отказавшись от ложных постулатов кальвинизма. Только арминианское учение об условном характере Божьего спасения позволяет избежать обеих этих проблем: проблемы неоправданной уверенности в своем спасении и проблемы неоправданной в нем неуверенности.
- Арминианство вместе с полной испорченностью и остатком «образа Божьего».
Возможно, кого-то интересует вопрос, от чего спасает благодать Божья? Кажется, ответ прост: «От греха и всех его последствий». Однако кальвинисты предпочитают говорить о безусловном характере спасения от греха, как будто от человека совершенно не зависит вопрос его покаяния и уверования. Этот свой тезис они оправдывают при помощи специфического понимания греховности человеческого естества. В их трактовке грешник не обладает способностью осознавать свою греховность самостоятельным образом, но его непременно нужно к этому принудить Божественной благодатью. Однако принудительное покаяние вообще нельзя назвать покаянием, так что Бог в такие игры не играет. Напротив, Библия учит нас тому, что Божье семя истины приносит плод, только упав на благоприятную почву сердца человека и никак иначе. Однако что в таком случае означает греховность человека и его нужда в благодати?
Хотя при помощи термина «духовная смерть» кальвинисты защищают свое учение о полной испорченности, мы видим, что кальвинистское понимание греховности людей противоречит многим текстам Писания, свидетельствующим о том, что Бог ожидает от человека далеко не пассивного принятия Его благодати, а именно добровольного покорения ей. Поэтому что касается способности грешника принять Божью благодать в дар, то она не является потерянной в результате грехопадения, поскольку грехопадение привело к потере лишь спасающей благодати, но не предварительной. Последняя же обеспечивает возможность грешника принять спасающую благодать.
Это и есть остаток первозданного «образа Божьего» в природе человека. Однако о какой природе сейчас идет речь – о той же самой, которая является полностью испорченной и неспособной заслужить себе спасение? Нет, человеческое существо имеет не одну, а две природы – физическую (плотскую) и духовную (душевную). И если в физической природе, только и способной делать, «первородный» грех повредил все и необратимо для возможностей самого человека, то в природе духовной – такое повреждение имело лишь частичный успех, что и объясняет нам возможность частичного сохранения в душе человека ее естественных духовных сил даже при полном повреждении сил физических.
Разумеется, термины «плоть» и «дух» здесь противопоставляются другу другу не в виде дилеммы «материя-дух», а в виде дилеммы «подсознание-сознание». Первое из этих понятий означает, что при полном желании делать добро, человек не находит в себе сил для осуществления этой цели в силу действия «закона греха и смерти» (Рим. 7:14-25). Иными словами, «первородный» грех лишил человека возможности заслужить себе спасение посредством добрых дел, хотя и не лишил его способности этого желать (Рим. 7:18-19). Стало быть, в природе грешника действуют два «закона», а не один.
Как же арминиане истолковывают понятие «духовной смерти»? Это понятие используется в Св. Писании в специфическом смысле – духовной бесполезности для Бога. Человек умер для совершения добрых дел, при помощи чего только и возможно осуществление заслуживания спасения, которое может быть допущено законом. Что же касается выражения внутренней потребности во внешнем совершении добра, то невозрожденный человек вовсе не умер, и здесь мы можем привести другие тексты Писания (например, блудный сын «был мертв и ожил» (в оригинале «оживил себя»).
Таким образом, выражение «духовная смерть» – это специальный литературный прием, или, как предпочитают говорить богословы «технический термин», а не точное определение. И этих литературных приемов, которые нельзя понимать буквально, можно обнаружить в Библии достаточно много («плоть», «рожденное по духу», «крещение в Дух», «рождение свыше» и т.д.). Сказанное означает, что «духовную смерть» ни в коем случае нельзя приравнивать к физической. Поэтому полная беспомощность человека применима лишь к специфической сфере человеческой деятельности, а именно к его самодостаточности в вопросе совершения добрых дел: мы духовно мертвы лишь для заслуживания спасения, но не для проявления нужды в нем. Эти вещи нужно четко отличать друг от друга.
Таким образом, кальвинисты совершают две ошибки:
1. они приписывают «первородному» греху уничтожение всех духовных сил человека, тогда как способность к покаянию и вере (чего нельзя назвать заслугами) у него остается, как и способность разума, совести, любви и справедливости, сохраняющаяся лишь внутри его сознания (Рим. 7:18-19). Стало быть, «первородный» грех повредил лишь способность человека выражать добро в поступках, но не в желаниях, отсюда понятно, почему спасение «не от дел».
2. они приписывают спасающей благодати безусловное причинение покаяния и веры, что, однако, входит в компетенцию лишь предварительной благодати (Рим. 2:4), которая имеет универсальный и непринудительный характер. Соответственно, возрождение не есть отмена личных качеств человека и их замена другими, но их преображение, что мы наблюдаем и в нашем опыте.
Таким образом как «первородный» грех, так и спасительная благодать применяются к любому грешнику не безусловным, а лишь условным образом — через посредство его личного волеизъявления. А это не противоречит понятию «полной испорченности» природы человека, поскольку под этой природой понимается лишь способность заслуживания спасения при помощи дел. Что же касается желания грешника принять Божий дар спасения, то его Бог как раз ожидает от него, а не причиняет, тем более безусловным образом. Человек испорчен полностью лишь в сфере дел, почему спасение не от дел, но не в сфере желаний, где Бог сотрудничает с человеком, а не замещает его дела Своими.
Иными словами, оба термина (как испорченность, так и возрождение) имеют непосредственное отношение лишь к сфере дел, поскольку только делами можно заслужить спасение. Сфера же намерений человека не имеет прямого отношения к закону, требующему дел, т.е. способу спасения «по делам», но благодаря Жертве Христа стала основной в отношении к благодати, требующей веры, т.е. спасению «по вере». До прихода Христа в мир намерения людей не брались в расчет так, как это произошло после этого. Отсюда и переход от спасения «по делам» к спасению «по вере», т.е. от заслуживания к простому принятию дара.
- Арминианство вместе со свободой духа и рабством плоти
Если признать, что термины «духовная смерть» и «полная испорченность природы человека» относятся лишь к вопросу заслуживания спасения путем совершения добрых дел, а не проявления веры в благодатный (даровый) характер Божьего спасения, тогда нам становится понятным, почему существуют основания говорить о некоторой свободе невозрожденных людей – разумеется, не свободе заслужить себе спасение, а лишь принять его в качестве дара. Дела совершаются не в сознании человека, а лишь в его поступках, тогда как доверие Богу проявляется, прежде всего, лишь в сознании кающегося и доверяющего Богу человека.
Если принять содержание текста Рим. 7:18-19 серьезно, то придется заключить, что каждый из нас одновременно свободен и не свободен: свободен в том смысле, что может сделать выбор из предложенных Богом вариантов и придерживаться одного из них в качестве своей цели, а не свободен в том смысле, что без Божественной благодати неспособен воплотить это желание в действие. Это значит, что человек оказывается полным рабом в одном отношении и не полным в другом, и оба эти состояния объясняют всю противоречивость составляющих его естества.
В патристической литературе представлен диапазон мнений относительно того, что же именно зависит от самого человека, а что от Божественной благодати. Например, среди некоторых христианских учителей бытовало мнение о том, что от человека зависит попытка сделать доброе, а от Бога ее завершение или совершенство. Однако такой взгляд, получивший название полупелагианского, приписывает человеку пусть и небольшую, но все же часть заслуг в деле спасения.
На наш взгляд, в наибольшей мере приблизился к правильному ответу Макарий Египетский, считая, что от человека зависит личное отречение от зла, а от Бога – реальная победа над ним. Иными словами, единственное что может сделать грешник, это прекратить сопротивление и сдаться на милость Божью. В подтверждение можно привести отрывок из «Духовных бесед» Макария Египетского:
«Неоднократно приводили мы притчу о земледельце, который, потрудясь и вложив семена в землю, должен еще ждать свыше дождя. А если не явится облако и не подуют ветры, труд земледельца не принесет ему никакой пользы, и семя будет лежать без всего. Примени это и к духовному. Если человек ограничится только собственным своим деланием, и не приимет необычайного для своей природы; то не может принести достойных плодов Господу.
В чем же состоит делание самого человека? В том, чтобы отречься, удалиться из мира, пребывать в молитвах, во бдении, любить Бога и братию; пребывать во всем этом есть собственное его дело. Но если ограничится он своим деланием, и не будет надеяться приять нечто иное, и не повеют на душу ветры Духа Святого, не явится небесное облако, не снидет с неба дождь, и не оросит душу; то человек не может принести достойных плодов Господу» (Макарий Египетский, Духовные беседы. Беседа 26, гл. 19).
Примечательно, что библейская форма синергизма (не в правовых делах, а в моральных отношениях) была присуща не только первым отцам Церкви (до Августина), но и верующим Средневековья. Например, чешские или моравские братья, ведущие свое происхождение от Петра Хельчицкого, были арминианами в богословии: «Над кем царствует Христос, тот достигнет спасения; но для этого необходимо полное послушание Христу: кто в чем-нибудь ослушается Его, тот лишается спасения, ибо «всякий преступающий учение Христово и не пребывающий в нем, не имеет Бога» (2 Ин. 9)» (Петр Хельчицкий. Сеть веры, часть 1, гл. 29). «Бог повелевает не грешить, но не принуждает к этому, а предоставляет свободной воле каждого уклоняться от зла» (там же, часть 2, гл. 28).
Разумеется, исторических свидетельств тому, что человек является морально ответственным, а значит и свободным существом, настолько много, что мы не в силах их здесь перечислить. Важно лишь подчеркнуть, что эти идеи постоянно присутствовали в на протяжении всей истории христианской церкви, хотя их полная систематизация произошла лишь во времена Филиппа Меланхтона и Якоба Арминия. Эти два богослова не только перенесли раннепатристическое полупелагианство на протестантскую почву, но и полностью освободили ее от ряда излишних и ошибочных напластований, внесенных в христианское богословие Августином.
- Арминианство вместе с Божественным Откровением и человеческим разумом.
Кальвинисты часто пытаются защитить свое учение при помощи тезиса о тайности или непознаваемости воли Божьей. Здесь они неправомерно смешивают в кучу те вопросы, которые смешивать нельзя. Поэтому в задачи арминианской апологетики входит то, чтобы помочь людям отделить мух от котлет, даже при цитировании конкретных мест Писания. Например, все тексты Писания, которые приводят в поддержку своего мнения кальвинисты, либо вообще не относятся к вопросу спасения (например, где мне родиться), либо легко объясняются корпоративным пониманием спасения, которого придерживались библейские авторы.
Действительно, библейские авторы при написании отдельных книг Библии большей частью руководствовались понятиями общего, а не частного, когда описывали вопрос спасения. Так, в целом человечество согрешило, в целом оно спасется. В целом одна категория лиц будет осуждена, вторая – спасена. В целом одним народам определена одна земная судьба, а другим – другая, но причем здесь спасение, причем индивидуальное?
Иными словами, там, где Писание говорит о спасении очевидно не в индивидуальном смысле, мы не имеем права приписывать ему этот смысл.
Кроме корпоративного смысла многих сотериологических тезисов, важно различать вопросы спасения от вопросов сугубо житейских. Бог действительно творит мировую историю, не спрашивая о том у нас, однако Он не творит наше спасение без нас, а эти вещи также следует четко отличать одно от другого. В вопросе спасения Божьи решения зависят от конкретного человеческого отклика на Его универсальный и непринудительный призыв к спасению. В вопросах житейских Бог не согласовывает Свои планы с нами. Кроме того, мы допускаем, что и в вопросе спасения Бог управляет поведением людей, однако считаем, что делает это Он не путем простого манипулирования, а путем непринудительного воздействия.
Да, Павел осуждает горделивую претензию человека получить от Бога ответы на абсолютно все вопросы, однако его «А ты кто, человек, что споришь с Богом?» относится к конкретному вопросу, который находится весьма далеко от вопроса об индивидуальном спасении. В устах же кальвинистов его ограничительный смысл становится исключающим полностью какую-либо свободу и достоинство человека, а поступать так с Писанием нельзя. Иными словами, Бог осудил в человеке лишь одну крайность, а кальвинисты взяли это осуждение и с его помощью осудили в нем абсолютно все. В итоге вместо вопроса Бога «А ты кто, человек?» получился вопрос: «А разве ты вообще человек?» Поступать так с Писанием – значить приспосабливать Его к собственной теологии.
В действительности же всем нам нужно узнать лишь то, что именно Бог осуждает в человеке. Евреи хотели знать, почему Бог их как избранных Божьих отверг и обратил Свой спасительный призыв (не спасение) к язычникам? Павел говорит, это не Ваше дело. Однако распространять этот ответ от частного вопроса на общий – совершенно неправомерно. В целом же Бог говорит о ничтожестве человека лишь в одном случае – когда тот гордится. Но когда тот смиряется, Бог говорит о его величии. Именно это смирение вменяется Богом в спасительную ответственность человека, а на него способен каждый грешник. Поэтому арминиане спорят не с Богом, а с кальвинизмом, искажающим Его милостивый и последовательный облик.
То, что вся аргументация кальвинистов извращает библейское учение о спасении, легко понять, признав принцип непротиворечивости ВСЕГО Писания. «Противоречие» между Божьим промыслом и человеческой ответственностью может быть разрешено при помощи тезиса об условном предопределении – Бог предопределяет лишь на основании предвидения либо веры, либо неверия каждого в отдельности человека. Это значит, что все цитируемые кальвинистами в свою пользу тексты Писания следует понимать лишь в корпоративном или условном смысле, но не в абсолютном.
Равным образом, нет никакого абсолютизма в арминианском «человекоцентризме», поскольку оно уделяет человеку столько свободы и достоинства, и соответственно ответственности, сколько уделяет их последнему Бог, относясь к нему как к Собственному «образу и подобию». Почему же Бог был готов ограничить Свою власть для того, чтобы дать место человеческой ответственности? Потому что Ему нужно сознательное поклонение, а не марионеточное.
Как мы уже отмечали выше, кальвинисты выдвигают два аргумента против мнения арминиан о заинтересованности Бога в добровольном поклонении людей: (1) таинственность Божественного ума и (2) скудость человеческого ума. Первый аргумент превращает Писание из Откровения в Закровение, а второй делает его внутренне противоречивым, поскольку Бог оказывается не в дружбе с логикой. Ни одно, ни другое не может удовлетворить честного почитателя Библии.
Спора нет по тому вопросу, что Бог не все открыл нам в Писании (Втор. 29:29), однако, если Он что-либо скрывает от нас, то возникает резонный вопрос: «Насколько Он это делает?» Кальвинисты утверждают, что в вопросе спасения Бог нам совсем ничего не открыл конкретного, но сокрыл это под Своей предвечной «тайной». Однако Библия нам показывает, что в вопросе спасения Бог скрывает от нас (включая и неверующих людей) далеко не все, если вообще что-либо скрывает. И это понятно, поскольку никто из нас не пожелал бы заключить контракт даже с обычным человеком, который скрывал бы от нас свои намерения, т.е. самые важные вещи, относящиеся к этому контракту.
В любом случае, кальвинистское обращение к «тайне» можно отнести лишь к части Божественного знания, но не ко всему ему. Однако арминиане и не пытались отрицать познание того, что людям и так недоступно. Они призывали всех людей (не только кальвинистов) рассуждать лишь о том, что из всего Божественного знания не сокрыто, а открыто для них, пусть и неполным образом.
А коль так, тогда в чем здесь проблема? Какое право имеют кальвинисты отказываться от той доли открытого нам, т.е. того, что нам Бог открыл, а не сокрыл? Совершенно никакого. А коль нам известно о спасении нечто определенное (а именно, что оно зависит о нашего покаяния и веры), то и сокрытое Богом никак не может противоречить открытому Им. Поэтому арминиане обращают свое внимание именно к последнему, а не собственным идеям, когда говорят о спасении. Итак, первый аргумент кальвинистов нам придется признать несостоятельным и бьющим мимо цели.
Теперь нам следует сказать нечто о скудости нашего ума. Здесь также уместно спросить: насколько наш разум (включая и ум неверующих людей) беспомощен? Неужели совсем? Нет, такого заключения мы не можем извлечь из Писания. Это значит, что кальвинисты снова преувеличивают фактор человеческого скудоумия, в чем вообще трудно обличить верующих людей (см. «а мы имеем ум Христов» в 1 Кор. 2:16). В действительности же естественные способности человеческого разума лишь ограничены, а не испорчены совсем.
Но если неверующие люди столь полуумны (простите, это – лишь другое название того, о чем говорят кальвинисты), почему же Бог обращается с ними, как с абсолютно ответственными лицами? Может быть, Ему стоило бы предъявлять Свои требования к ним в зависимости от возможностей их разума? Впрочем, разум невозрожденных людей вовсе не повредился в результате грехопадения, так что Писание называет неверующих людей «безумными» лишь по причине их сознательного злоупотребления разумом, а не по причине какого-то врожденного дефекта. Если же Бог считает невозрожденного человека достойным нести ответственность за его грехи, значит существует прямая связь между личными проступками людей и соответствующими наказаниями за них. Это значит, что люди грешат не по необходимости, а добровольно, по крайней мере, в своих убеждениях. И это — более разумный ответ на поставленный выше вопрос.
Итак, мы можем рассуждать только в рамках того, что (1) Бог открыл нам, и (2) того, за что мы можем нести ответственность. Таким образом, мы признаем, что Бог не абсолютно все сокрыл от людей, и что не все эти люди абсолютно неспособны понять из отрытого Им. Это значит, что наши представления о Его пути спасения имеют под собой библейскую базу, достаточную для их разумного обоснования. Разумеется, мы не можем обладать полной свободой, которой обладает Бог. Поэтому речь идет именно о той мере свободы, которая гарантируется нам Богом для того, чтобы возложить на нас соответствующую меру ответственности.
Тогда, как арминиане воспринимают вопрос спасения путем устранения противоречий в Писании, кальвинисты предлагают почитать внутренне противоречивую Библию, причем содержащую в себе два взаимоисключающих мнения об этом вопросе – тексты, доказывающие как условный, так и безусловный характер спасения. По большому счету, кальвинистское мнение превращает Бога в Того, Кто и Сам не знает, что именно Он захочет через минуту или две – т.е. в Существо с АБСОЛЮТНЫМ ПРОИЗВОЛОМ. Бог то хочет спасать всех, то не хочет этого делать, то принуждает к спасению, то не принуждает, то спасает конкретного человека временно, т.е. лишь в начале, а потом его же губит. И самое главное: никто собственно не знает и не может знать, чего Он в действительности хочет.
Однако как в таком случае мы можем быть уверены в истинности любого слова Бога, т.е. Писания? А может быть и той любви и справедливости, которую так любят восхвалять кальвинисты, у Бога в действительности нет, а нашим скудным умом только представляется, что она есть? А может быть Богу и вообще не нужна какая-либо святость, поскольку в Его «тайном» промысле Ему нужен именно грех? Иными словами, мы вообще не можем рассуждать о добре и зле, святости и грехе, истине и лжи, поскольку это нам просто невозможно понять.
Однако кальвинисты боятся идти так далеко по тому пути, на который стали. Однако если это так, тогда они лукавят. Однако если идти по этому пути до его конца, то придется признать, что он ведет далеко от Бога, и это вовсе и не путь, поскольку любую ересь можно спрятать за непознаваемость Божьей воли. В этом состоит самое уязвимое место в кальвинизме. Бог не настолько глуп, чтобы противоречить Самому Себе и требовать от человека того, в чем Он отказал ему по Собственному произволу.
Да, мы все – изделия в Его руках, но как именно Он «созидает» нас – принудительным образом или непринудительным? На этот вопрос у арминиан имеется значительно более весомый ответ, основанный на Писании, чем у кальвинистов. Поэтому широко распространенное опасение того, что арминиане ставят Богу условия, следует признать верным лишь в том случае, если будет доказано, что эти условия не высказал Сам Бог в Своем Писании. Если же мы рассуждаем о Боге на основании Его Собственных слов, никаких условий, кроме Его собственных обетований, поставить Ему на вид невозможно. Так что данное обвинение бьет мимо цели.
Итак, теперь можно убедиться, что арминиане послушны Богу не меньше, чем кальвинисты. Впрочем, послушание кальвинистов невозможно назвать их собственным послушанием, поскольку это в действительности есть исключительно послушание Божье, лишь проявляющееся в них и через них. А коль это послушание лишь Его, тогда и непослушание также следует признать Его же. Вот здесь все последующие рассуждения кальвинистов оказываются в тупике.
Итак, нам становится понятным, что кальвинистам дорог всемогущий Бог, а арминианам – Любящий. Однако первые не имеют права обвинять вторых в том, что те якобы забирают у Бога Его всемогущество, поскольку реально это делает с Самим Собой Он Сам. Одним словом, у арминиан есть возможность доказать кальвинистам то, что Писание находится на стороне первых, поскольку они со своими затруднениями справляются значительно лучше, чем кальвинисты со своими: у арминиан Бог отрекся лишь от Своего всевластия, а у кальвинистов — от всеобъемлющей любви. В Библии же мы видим Бога, отрекающегося от славы во имя любви, да еще к кому – к грешникам. И этим сказано все.
- Арминианство вместе со спасением и освящением.
Пасторам часто приходится сталкиваться с проблемой отношения между собой спасающей и освящающей видов Божественного волеизъявления. Известно, что для получения спасения от человека ожидаются не дела, а его вера и покаяние, однако значит ли это, что эти дела теперь не обязательно осуществлять, коль спасение от них не зависит? Действительно, одни члены церкви начинают требовать от верующих чуть ли не безгрешности, упрекая их за то, что их вера «мертва», поскольку не сопровождается делами праведности. На это их оппоненты заявляют, что даже сознательные грехи верующего «на спасение не влияют», поскольку последнее зависит только от веры и покаяния. Не трудно заметить, что к сторонникам первого мнения принадлежат большей частью арминиане, а второго – кальвинисты. Но имеется ли какая-либо третья позиция по этому вопросу и, если она есть, то как она справляется со своими проблемами?
Кальвинистские рассуждения (например, в версии Игоря Бахмутского, изложенной в его проповеди «Свет в конце тоннеля или Христос есть мое освящение») о святости представляют собой образец проповеди урезанного Евангелия. Если выразиться более точно, то автор этой проповеди совершает известный кальвинистский прием подмены сферы освящения сферой оправдания. Он (сознательно или несознательно) смешал в кучу эти различные сферы жизни христианина путем перенесения на сферу освящения того положения, которое Писание определяет исключительно для сферы оправдания.
Бахмутский прав, когда доказывает, что спасение заслужить невозможно, однако он не прав, когда с помощью этой истины пытается полностью отвергнуть какую-либо необходимость практического и личного освящения христианина и преображения его в образ Христов. Фактически, он считает, что освящение путем вменения исключает необходимость освящения путем преображения, даже не пытаясь решить проблему их сосуществования в Писании.
Даже если он и допускает возможность освящения не только вмененного, но и преображенного, то все равно в той подаче, которую он предпринял освещение этой темы, обнаружить возможность их сосуществования решительно невозможно. Если бы он действительно это предполагал, то выражался бы более четко и соответствующим образом. Зато свидетельств противоположному мнению – о том, что вменение делает ненужным преображение христианина – в его рассуждениях достаточно. Очевидно, что это – явный уклон в антиноминализм в вопросе освящения, считающий излишним реальное освящение христианина при наличии освящения вменяемого. Такие взгляды исповедуют «южные баптисты» США с их ложным учением не только о ненужности святых дел в жизни христианина, но и о не нужности самой веры, не говоря уже об их мнении «о вечной безопасности».
Каково же соотношение вменения и преображения или спасения (оправдания) и освящения? Здесь следует понять, что вменение в сфере освящения работает не так, как в сфере спасения. Если в деле своего спасения христианин всегда остается в положении беспомощного существа, то в вопросе освящения он обладает преображающей силой Духа Святого. Поэтому вменение в деле освящения позволяет христианину избегать последствий греха, но не позволяет ему избегнуть последующего совершения этого греха. Вменение только дарует прощение, но не преображает человека. Делом его последующего преображения занимается освящающая благодать. Это значит, что Бог ожидает от верующего человека употребления определенных усилий в вопросе его личного освящения, Своим вменением лишь беря на себя издержки за его возможные ошибки на этом пути. Поэтому мнение Бахмутского о том, что вменение позволяет обойтись без преображения, следует признать ошибочным.
Иное дело, с какой целью христианин осуществляет свое личное освящение. По Бахмутскому получается, что он делает это только лишь с целью заслужить себе Божью благодать, хотя существует и правильный способ личного освящения, когда человек не торгуется с Богом, а просит у Него милости для прощения греха и силы для дальнейшей победы над этим грехом. Получив и то, и другое, он угождает Господу не на половину, а целиком. Поэтому далеко не любое освящение следует признать корыстолюбивым. Напротив, служение Богу святыми делами может иметь правильную мотивацию, которую нельзя автоматически называть неприемлемой только по той причине, что существует и другая — неправильная, ложная, себялюбивая.
При этом наш автор снова-таки не различает между собой освящающую благодать, которая действует в зависимости от человеческих усилий, и благодать оправдывающую, которая от этих усилий не зависит. Богоугодный путь освящения заключает в том, чтобы, совершая угодные Богу дела святости (ведь даже вмененная святость должна совершать реальные дела), тем самым не заслуживать себе Божью благодать, а благодарить за нее. Получаем мы благодать либо вменения (прощения), либо освящения (преображения) вовсе не для того, чтобы положить ее на полку и не знать затем, зачем она нам нужна. Мы должны использовать эту благодать для совершения добрых дел во свидетельство того, что Бог не только прощает, оставляя нам в то же самое время полную свободу грешить, но и преображает в новый образ, предназначенный для совершения святых дел. Совершенно недопустимо, чтобы христианин лишь назывался этим именем, а по своим делам ничем не отличался от обычных грешников.
В принципе, оба вида благодати – оправдывающая (спасающая) и освящающая (преображающая) – зависят от поведения самого человека, но не от одинакового поведения. Оправдание человека зависит от веры и покаяния, которые он обязан соблюдать на протяжении всей своей жизни. Это – его личная обязанность, перенести которую на Божье вменение он не в праве. Иными словами, вменение даруется лишь кающемуся и верующему, но никому другому. При этом покаяние и вера – это условия получения плодов вменения, а не его следствия, как это ошибочно считают кальвинисты.
Что касается сферы освящения, то вменение относится уже не мотивам (вера и покаяние), а к их практическому выражению в виде конкретных дел. Мы должны показать в своей вере добродетель, что оценивается Богом таким образом, что отсутствие добрых дел без уважительной причины наказывается Богом путем дисциплинирования, а не прощается путем вменения.
Действительно, если бы Богу совершенно не нужно было наше фактическое или реальное освящение, тогда как Он мог бы наказывать нас за его нарушения? Равным образом, как могли бы мы применять меры церковного дисциплинирования для нарушающих волю Божью в своей жизни. Иными словами, Бог рассматривает верующего не тем, кем он был, не имея обеих видов благодати, а значит Он ждет от него проявления не только веры и покаяния, но и добрых дел, причем не только по отношению к Себе (к церковному служению или благовестию), но и по отношению к посторонним людям (взаимопомощь, благотворительность и т.д.).
Отмеченное нами различие, существующее между двумя видами благодати (оправдывающей и освящающей) и связанными с ними двумя видами человеческой ответственности (в внутренних убеждениях и во внешних делах), позволяет нам понимать два вида опасности от греха – спасительную и освящающую. Если христианин отказывается проявлять веру и покаяние для того, чтобы продолжать обладать даром Божьего спасения и милости, то он лишается спасающей благодати. Если же он отказывается использовать преображающую силу Духа Святого для того, чтобы делать меньше греха и больше добра, чем раньше, тогда он лишается освящающей благодати.
Оба эти вида ответственности христианина – за свое спасение и за свое освящение – не всегда связаны между собой и не всегда не связаны. Иногда бывает так, что человек еще делает формальные дела святости (такое «внешнее благочестие» вполне возможно в пределах несения им церковного служения, хотя и невозможно внутри самого его сердца), но внутренне он уже отступил от Бога (пример, «допущение» сатаны Ананием и Сапфирой). Иногда бывает наоборот: человек сильно согрешил делами, но сердечные его мотивы уцелели, так что для него есть возможность покаяния, прощения и исправления (например, отречение Петра).
Одним словом, когда в сфере дел какого-либо христианина начинаются сбои, это служит тревожным сигналом того, он стал проявлять неверность Богу пока лишь в сфере освящения. Однако поскольку воля Божья – одна как для спасения, так и для освящения, то продолжительное пребывание в сопротивлении освящающей воли Божьей неизбежно приведет человека к оскорблению всей воли Божьей. А когда кроме грехов против освящения он начнет совершать еще и грехи против спасения, т.е. станет отказываться верить и каяться в соделанном – он может лишиться также и спасающей благодати. Таким образом, любой грех христианина является опасным для его духовной жизни, хотя процесс отпадения от Бога происходит в два последовательных этапа: вначале человек грешит против личного освящения, а потом это приводит его и к греху против своего спасения и оправдания во Христе.
Нужно понять, что вменение и освящение осуществляют в жизни христианина различные, хотя и взаимосвязанные, функции: первое дарует прощение грехов и силу Духа Святого для совершения добрых дел и тем самым создает условия для практического освящения христианина, второе – демонстрирует видимым образом плоды и наличие первого. Хотя путем совершения греха против освящения не всегда можно лишиться спасения (в таком случае совершается спасение «как головни из огня»), такая ситуация не исключена совершенно.
Ни вменение, ни преображение не совершаются в жизни христианина без его внутренних или внешних усилий, поскольку оба являются условными по характеру своего применения к конкретным людям. Только в области спасения играют важную роль внутренние усилия воли человека, а в сфере освящения – еще и внешние. Понятие же «заслуги» невозможно применить ни к сфере спасения, ни к сфере освящения. В первом случае, поскольку вера и покаяние есть не плата за спасение, а лишь проявление нужды в нем, а во втором – добрые дела достигаются христианином лишь с помощью Божественной благодати. Единственное, что зависит от нас – это осознание своей полной зависимости от Бога и смиренное прошение у Него как прощения за допущенные грехи, так и силы для успешной борьбы с этими грехами.
В любом случае, важно понять, что вменение не осуществляет те функции, которые возложены Богом на освящение. Их нельзя путать между собой, как нельзя путать между собой «смертный» (грех, ведущий к духовной смерти) и «запинающий» (грех спотыкания на пути освящения) виды греха. Вменение имеет прямое отношение к обеим сферам жизни христианина, когда он совершает грех без умысла (неумышленный, ненастойчивый, малодушный грех). Сознательный же грех христианина, соделанный по его личному упорству, в какой бы сфере он ни проявлялся, прощению не подлежит, поскольку лишает такого человека Божественной благодати – вначале освящающей, а затем и оправдывающей (см. «грех к смерти», «произвольный грех» и «хула на Духа Святого»).
Хотя освящение не позволяет нам ни получить спасение, ни устоять в нем, все же оно остается признаком духовного состояния человека, поскольку истинная вера не может быть недействующей. Кроме того, добрые дела совершенствуют веру, позволяя ей достигать тех духовных высот, которые были недоступны ей в начале. Бахмутский ошибается, когда сравнивает личные усилия христианина по его освящению с немощным птенцом, не пришедшим еще в силу. Напротив, освящение возможно лишь тогда, когда христианин располагает полнотой Божественной помощи, которую Бог дарует не мерою. Поэтому неудачи верующего человека в сфере освящения могут объясняться лишь незнанием или неумением пользоваться этой помощью.
Но не дай Бог объяснять их его личным отказом. Такой отказ будет означать нанесение оскорбления Божественной благодати, которая в таком случае будет вынуждена его оставить временно или навсегда. Даже наученная летать птица может оказаться в когтях хищника, если вместо осторожности начнет оправдывать свою лень теоретическим «полаганием» на силу своих крыльев (Бога). В данном случае важны будут не ее крылья, которые в любом случае сохранят свою силу и крепость, а ее верность идеалу жизни, осуществляемая на практике при помощи этих крыльев. Может потому и возникает столько проблем в кальвинистских церквах, что там учат полагаться на Бога даже там, где Бог ожидает от нас проявления личной ответственности.
Бахмутский говорит: «Наши неудачи в области освящения чаще всего связаны с нашим неправильным пониманием нашего оправдания во Христе». Однако это лишь часть правды, причем не самая значительная: другая ее часть состоит в том, что делу подлинного освящения вредит в гораздо большей степени, чем самое сильное законничество, кальвинистское представление о том, что от самого человека совершенно ничего не зависит ни в вопросе спасения, ни в вопросе освящения. Действительно, слова Бахмутского преломляются об это учение таким образом, что делают их содержание бессмысленным: зачем вообще нужно какое-либо освящение, если Христос осуществил его вместо нас? Это учение, полностью развратившее западное христианство, сегодня не только не порицается, но проповедуется как самое передовое и духовное. А кальвинисты с упор не видят в нем той опасности, которая со всей очевидностью видна всем остальным.
Даже совершение дела Божьего неправильным образом не может оскорбить Бога настолько, насколько это может сделать злоупотребление Его милостью, делающее Его виновным за чужие неудачи. Иными словами, даже частичность добрых дел выглядит более благополучным, чем какое-либо их отсутствие, оправдываемое ложным представлением о святости. Сам Бахмутский предпочитает об этих печальных последствиях кальвинистского учения умалчивать, хотя ему следовало бы бить тревогу об этом не в меньшей степени, чем об опасности законничества. Поскольку же он вообще не видит здесь никакой опасности, его заботу и ревность по подлинной святости приходится признать фальшивыми.
Своими благочестивыми рассуждениями Бахмутский лишь сбивает с толку своих слушателей, на самом деле уводя их в противоположную сторону от освящения. Будучи сам «вором», он первым и во весь голос кричит: «Лови вора!!!», чтобы таким путем скрыть опасность, во много раз превышающую ту, против которой он выступает. Действительно, сам Христос не уделял этой проблеме столько внимания, сколько кальвинисты. И это понятно, им ведь нужно учить хоть какой-то святости. Однако то, что они делают, – это ничто иное, как насаждение одной рукой того, что другой тут же вырывается.
Таким образом вполне законным требованием полагаться лишь на Бога Бахмутский пытается прикрыть слабые стороны кальвинистского богословия, главная ошибка которого состоит в отвержении личных усилий христианина по своему освящению по причине того, что это освящение является закономерным результатом действия безусловной по своему характеру Божественной благодати. При таком подходе, разумеется, ни о каком личном полагании на Бога не может идти и речи, поскольку любая личностность в этом случае будет вызвана к жизни путем неотразимого принуждения со стороны Божественной благодати. Это должно означать либо то, что это усилие уже не является личным, либо эта благодать не принуждает, а лишь влияет на человеческую волю.
В действительности же Писание учит, что на Бога невозможно возложить ответственность за очевидные прорехи и недостатки в нашем освящении, что органически предполагает мнение, представляющее освящение исключительно Божьим делом. Стало быть, принцип безусловности получения Божественной благодати нельзя применять ни к сфере спасения, ни к сфере освящения христианина. Он применим лишь к сфере материальных привилегий или церковного служения (дары Бога в профессиональной области или в сфере искусств, царские, священнические, пророческие, певческие и другие виды церковного служения), хотя в корпоративном смысле иногда применяется и к сферам спасения и освящения.
Истинное служение Богу не зависит ни от угрозы каких-то потерь и ни от обещания каких-то благ. Оно не зависит ни от страха наказания, ни от желания самоутверждения, ни даже от получения самих Божьих благословений. Оно означает служение Богу не за какие-то (земные или духовные) блага, а лишь из принципа любви и благодарности к Богу. Такому поклоннику Богу не нужен ни ад, ни рай, если там не будет Самого Бога. Однако если мы говорим действительно о такой любви, без реальных и видимых плодов она не существует. Поэтому любая попытка сделать христианство святым лишь формально, а не реально напоминает собой лишь бесчестное прикрытие наготы фиговыми листьями.
И все же, какой именно является связь между верой и делами христианина? Дело в том, что вопрос спасения зависит не только от одной веры, но и от покаяния. Если мы определим оба эти условия правильным образом, мы без труда заметим их тесную связь с новыми делами верующего. Во-первых, понятие «вера» должно необходимым образом включать в себя доверие Божьей способности изменить наш характер к лучшему. Без такого качества веру христианина нельзя считать полноценной. Во-вторых, покаяние также необходимым образом должно подразумевать не просто сожаление о грехе, но и готовность с Божьей помощью избежать совершения этого греха в будущем. Без такого качества покаяние также нельзя назвать подлинным. Поэтому мы имеем полное право считать доказанным факт того, что благочестивые дела христианина, несмотря на их несовершенство, являются признаками истинных веры и покаяния.
- Арминианство между беспечностью и отчаянием.
Нет никакого сомнения в том, что арминиане не предоставляют верующим «вечной безопасности», но означает ли это то, что в арминианстве нет даже какой-либо уверенности в спасении? Вопрос «вечной безопасности» следует отличать от вопроса уверенности в спасении, поскольку первый ищет гарантий спасения в будущем времени, а второй – в настоящем. С арминианской точки зрения, требовать от Бога предоставления гарантий спасения на будущее время равнозначно «Его искушению» и потому ни в коем случае недопустимо.
Мы уже говорили о том, что кальвинизм опасен тем, что может ввергнуть неуспевающего христианина в духовную апатию и даже отчаяние. Однако мы можем встретить и обратное обвинение: «Если человек согрешил, или даже отпал, имеет ли он какую-либо надежду на спасение?» Действительно, не лишает ли арминианство грешника или отступника надежды снова примириться с Богом, повергая его тем самым в безысходное отчаяние? Ниже мы осветим этот вопрос.
Прежде всего, нам хотелось бы подчеркнуть следующую мысль: арминиане верят в то, что верующий человек не может отпасть от Бога до тех пор, пока он остается верующим. Но даже если он и отпал, не всегда это отпадение следует признать необратимым. В пользу этого свидетельствует опыт фактического отпадения от Бога Самсона, Давида и апостола Петра и последующего их возвращения к Богу. Разумеется, их отпадение следует понимать не в абсолютном, а лишь в относительном смысле, иначе они бы не смогли снова покаяться. Поэтому их отпадение отличается от отпадений Валаама, Саула и Иуды Искариота.
И все же вопрос остается: как человеку понять, что его грех отпадения не является смертным, т.е. непрощаемым, и что для него имеется надежда. Поскольку в большинстве случаев мы имеем дело с обратимым видом отпадения от Бога, нам нужно обращать больше внимания на возможность повторного обращения провинившегося человека к Богу, чем на его невозможность. Действительно, по большому счету, нам не дано знать того, что находится в душе каждого человека, так что мы должны оставлять решение этих вопросов на компетенцию Бога.
Тем не менее, бывает такой тип бывших верующих, которые начинают сомневаться в возможности своего возврата к Богу. И эта проблема общеизвестна. Любимый способ сатаны: вначале убедить «Нет, не умрете», а потом сказать прямо противоположное: «Нет, не спасетесь, ведь вы уже грешники». Однако, нельзя верить врагу душ человеческих, ведь вера — это дверь как для Бога, так и для дьявола. Кому мы сами откроем эту дверь, тот и войдет в нее. Однако отворить свою дверь безопасно можно лишь Совершенной Любви, которой является Бог.
Здесь необходимо понять, что Библейский Бог не является таким злопамятным, каким его пытаются изобразить кальвинисты. Они представляют Его в виде Абсолютной Святости, оскорбить которую очень легко любым согрешением. Но это верно лишь отчасти. Другая часть правды заключается в том, что Бог не состоит из одной Справедливости, но Его Святость обусловлена другим Его качеством, а именно Любовью. Эта любовь Бога не позволяет Его справедливости быть единственным вершителем судьбы грешника. Напротив, как говорит апостол Иаков: «Милость превозносится над судом».
Поэтому кальвинисты не могут понять, почему Бога решил спасти первых людей, а не погубить, когда они согрешили против Него. Они пытаются дать этому такое объяснение: «Бог вправе это делать». Однако в реальности Бог далеко не вправе делать все то, что только может быть Им сделано. Он не может отправить кого-либо в ад лишь на основании одного греха, но предоставляет всем людям возможность правильно отнестись к этому греху, чтобы получить его прощение. Эта возможность гарантирована каждому грешнику, тем более ошибающимся Его детям.
Бог допустил грехопадение только по той причине, чтобы показать насколько великой является Его любовь, что она прощает даже грешника, причем любую его провинность и грехи. Однако Господь Сам не причинял этого греха, а лишь отреагировал на него столь гуманно. Стало быть, человек согрешил в Едеме не по принуждению, но добровольно. Да и все мы «много согрешаем», однако любовь Божья безгранична ко всем тем, кто просит о прощении своих грехов и доверяет Господу свою жизнь. К их числу относится каждый, кто взывает о помощи, поскольку Бог просящим не отказывает. Если не верить этому, тогда вообще ничему нельзя верить в Библии.
Конечно, сатана всячески пытается изобразить грех отступника настолько ужасным, что последнему кажется, что для него нет и не может быть какого-либо прощения. Однако если бы он в действительности совершил непростительный грех, то даже не имел бы никакого сожаления по этому поводу. Поскольку же он ощущает в себе борьбу двух различных сил, это значит, что Дух Святой не покинул его навсегда. Бог еще продолжает Свою борьбу за его душу, несмотря на все его грехи, поскольку он в них раскаивается.
Из безысходного положения такого человека может вывести понимание того, что Бог любит (1) совершенно порочного грешника и (2) абсолютно всех грешников. Это значит, что не грех является основным препятствием для примирения с Богом, а личное отношение к этому греху. Бог ожидает от отступника простого покаяния и доверия Ему своей жизни, даже если у него не всегда все будет гладко в словах, делах или мыслях. Поэтому, если кого-либо беспокоит вопрос их возвращения к Богу, ему необходимо исповедать перед Богом свои грехи и поверить в Божье обещание простить их по личной вере и покаянию. Потом таковому следует воздать хвалу Господа за Его безграничную любовь прощать все грехи и всех грешников.
У сделавших это нет никаких оснований сомневаться в любви Бога к грешникам (Христос пришел спасти не здоровых, а больных). Хотя их могут смущать ложные мысли о том, что существуют такие грехи, в которых невозможно раскаяться, в действительности же все зависит от личного желания самого человека быть с Богом, поскольку Бог никому не отказывает в Своей любви. А это самое главное. Поэтому и сказано о Христе, что Он трости надломленной не переломит и льна курящего не угасит.
Таким образом для смущающихся людей есть надежда исправить свое положение и снова обрести радость принадлежности к Божьей семье. Они вполне могут быть уверены в Божьей любви к ним, как прощенным грешникам. Каждый из них, подобно Руфи, является теперь невестой Небесного Жениха, а не служанкой, собирающей колосья на поле чужого господина. Ему нет необходимости переживать по поводу того, что Бог уже простил и никогда не вспомнит. Он может быть вполне в этом уверен и положиться на Божье обещание в любых обстоятельствах.
Заключение.
Мы только что рассмотрели основные положения арминианского учения о спасении в сравнении с кальвинистским учением, которое мы вынуждены признать ошибочным. Мы изучили арминианское представление о совместимости полной испорченности телесной природы человека с частичной испорченностью его духовной природы. Таким образом, во внешней своей деятельности человек оказался полностью неспособен к заслуживанию своего спасения, а значит и полностью зависимым от спасающей благодати. В отличие от нее его внутренняя деятельность является хотя и слабым, но все же отражением первозданного «образа Божьего», но и оно исправляется в необходимых пределах средствами предварительной благодати, которой Бог никогда не лишал человека.
Основным признаком арминианской доктрины является тезис об условном характере получения спасения и последующего пребывания в нем. Условиями спасения, согласно библейским данным, являются покаяние и вера, ожидаемые от каждого человека. Правота этого тезиса основана на библейском утверждении о том, что Богу угодно получить от людей свободное поклонение, но не вынужденное. На этом основании мы довели, что кальвинизм необоснованно переносит часть ответственности человека за собственное спасение на плечи Бога.
Мы пришли к убеждению, что уверенность в спасении становится фикцией, если Божественный промысел относительно спасения для всех людей остается «тайной» за семью печатями. У кальвинистов также нет никакой возможности апеллировать к тезису о непознаваемости спасительной воли Божьей, поскольку Бог не только желает спасти всех без исключения людей (разумеется, непринудительным образом), но и совершенно не делает из этого никакой тайны, но, напротив, намерен предоставить верующим в Него людям полную уверенность в их спасении. Наконец, мы постарались доказать, что спасение тесно связано с освящением, так что по последнему в определенной мере можно судить об истинности спасения.
Последние комментарии